Катя Федорова - О том, что есть в Греции

– Что с тобой? – восклицает покупатель.

– А что такое? – отзывается Прокопий.

– Да у тебя лицо чужое… как будто ты из парикмахерской.

Лука, продавец фракийских дынь, рассказывает о сыне:

– Панос занимался баскетболом, он же высокий, но заболелау него нога. Пришлось бросить. Теперь никакого спорта, будет каждый день ходить в зал… Так жалко. А какой он умный! Представляешь, его девушка на три года его старше. Да, Панос самый умный у нас в семье…

Прокопий сосредоточенно сворачивает плотные картонные кульки для будущих покупок.

– Что это за рыба, спар? – спрашивает его госпожа Хараламбула, ехидная старушка в черном. – Для жарки или для духовки?

– Для всего, – отвечает Прокопий. – Спар – царь рыб!

– Что-то для царя он больно скромно выглядит, – язвит Хараламбула.

– А он без комплексов, дорогая! Говорю же: царь, а не тиран!

– И все же, что с тобой? Ты как будто не в себе, – допытывается господин Орион у Прокопия.

– Да вот солнце не вышло, – хмуро отвечает Прокопий.

– Солнце? И что с того?

– Если не выходит солнце, то не выхожу и я!

Дождь в любой стране пахнет одинаково – свежими зелеными листьями, широко говоря – лесом. На зареванном осеннем небе растекшаяся тушь облаков. Но сквозь облака разливается не вода, а румянец. Пасмурно, и все равно приходится надевать солнечные очки.

Прилавки завалены диким одуванчиком, осотом, шпинатом. Роскошь греческой бедности.

– Ты слышал прогноз? Будет дождь?

– Сейчас нет. А вот к вечеру следует ожидать многого…

Небо рябит в жидком зеркале луж, на проводах расселись ласточки-береговушки. Бросили, значит, ипотеку в Псковской области и летят зимовать на Борнео. Тянут свои долгие, удивительные трели – звонкие, но без единого гласного звука.

– Почему у вас помидоры сегодня дешевле? Это те же, что и на прошлой неделе, коринфские? – подозрительно расспрашивает госпожа Эвридика.

На табличке значится имя продавца: Патрокл Христофорос.

Патрокл рыхлый, маленького роста, с круглыми женскими бедрами, в очках. Настроен апокалиптически. Эмоции льются через край, как у всех проповедников конца света.

– Так от рынка зависит, Эвридика! Сегодня рынок дешевле! Ты в помидор смотри! В душу ему! Где бы ни разрезал – кровь, сахар! Это не помидор, а… свекла! Здоровый, горный… Еще десять дней, и не будет тебе помидора! В следующем году пожалуй!

– Так… Хватит диалектики, – останавливает его восклицания Эвридика. – Насыпай!

Прокопий приложился к стаканчику и прыгает перед прилавком, как вакханка, с кульком рыбы в руках. Танцует свою роль.

– На-на-на-на! Дионисий! Ты думаешь, это я пою? Это сардина поет!

Фруктовщик Дионисий многолик или как минимум двулик. Рыночный Янус. Зазывает, выйдя к зрителям с ножом и полосатой дынькой в руках.

– Попробуй дыню! Сладкая, как пахлава! А вот мои яблоки. Положи-ка в рот кусочек.

– Не люблю я сладкое, – вяло отбивается покупатель.

– Сладкое?! – меняется в лице Дионисий. – Это на вид яблоко, а на вкус… сыр!

На столбе висит объявление о похоронах. София Коцура, 64 года. Госпожа Эвридика, прочитав его, ставит сетку с помидорами на землю, достает бумажный платок, прикладывает его к глазам:

– Какое горе для матери!

Облака сдобные, густые, как сливки, слегка растрепанные, плывут, припущенные в октябрьской росе.

– И новостей нет, – вздыхает Дионисий. – Нечего рассказать.

– Как же нет, – парирует Прокопий. – Давай обсудим, как так случилось, что у нас ничего не произошло.

Классик о греках: оливковые личности. Иконописные люди. Византийские изображения.

И пейзаж неизменен. Распухшие от воды зимние облака опустились ниже гор. Красные шары роз светятся в голых проводах ветвей. Всегда на одном и том же месте (рядом со своей будкой) лежит неподвижный, желтоватый, рыхлый, как весенний сугроб, огромный кавказский пес.

Близится медово-апельсиновое греческое Рождество. Оно же не день в день, ожидание – главный праздник.

– Моя невестка приготовила внуку индейку, представляешь! – жалуется Димитрис Мимис своему другу, Константиносу Копанакису.

– А! – громко, словно в него выстрелили, вскрикивает Константинос Копанакис. – Это же не греческая еда!

– Вот именно. Американство. А хлопот сколько с вражьей птицей! И в рассоле вымачивали, потом мариновали апельсином, горчицей, медом, лимоном. Представляешь?

– По-по-по! – Копанакис раскачивается, как разволновавшаяся кобра, готовая ужалить.