Бернард Корнуэлл - Последнее королевство

Из хижины выбежала женщина, закричала, увидев нас, и помчалась по берегу туда, где один датчанин орал, пытаясь выстроить клин.

– Эдор! – крикнул я, понимая, что теперь нам нужны и его воины, и Эдор тут же их привел, укрепив наши ряды.

Получился прочный клин на полосе плотного песка – сотня дюжих воинов; но перед нами была целая датская армия, пусть и мечущаяся в беспорядке.

Я посмотрел на Синуит, но не увидел людей Одды. "Они придут, – сказал я себе. – Они непременно придут!"

И тут Леофрик заревел, чтобы мы сомкнули щиты, дерево загремело о дерево, я убрал в ножны Вздох Змея и достал Осиное Жало.

Клин. Ужасное место, как называл его мой отец. Он сражался в семи и в седьмом был убит. Никогда не сражайся с Уббой, предупреждал Равн.

Позади нас, на севере, горели корабли, перед нами метались жаждавшие мести обезумевшие датчане. Жажда мести их и подвела, потому что они не выстроили настоящего клина, а кинулись на нас, как бешеные псы, мечтая нас перебить, уверенные, что перебьют, ведь они же датчане, а мы всего лишь саксы! Мы столкнулись, я увидел человека со шрамом на лице, слюна брызгала у него изо рта, когда он заорал, вызывая меня на бой... И тут ко мне пришло спокойствие битвы. Спазмы в животе прекратились, сухость во рту исчезла, мускулы мои больше не дрожали, осталось только волшебное спокойствие боя. Я был счастлив.

И еще я устал. Я не спал всю ночь, промок насквозь, мне было холодно, но я вдруг ощутил, что непобедим. Чудесная вещь – спокойствие в бою. Все волнение уходит, страх улетает в небытие, и все вокруг становится прозрачным, словно бесценный кристалл.

У моего врага не оставалось шансов, потому что он был таким медлительным. Я отвел щит влево, принимая на него копье человека со шрамом, выставил перед собой Осиное Жало, и датчанин наткнулся на него. Я ощутил толчок, когда кончик лезвия проткнул мышцы его живота; повернул клинок, потащил вверх, разрезая кожу доспеха, кожу врага, его мышцы и внутренности, и кровь показалась горячей моим озябшим рукам. Он закричал, обдавая меня перегаром, а я опрокинул его на спину тяжелым умбоном щита, наступил на врага и проткнул горло Осиным Жалом. Второй датчанин уже был справа от меня, опуская топор на щит моего соседа. Этого врага оказалось легко убить – укол в горло, и мы двинулись вперед.

Женщина с распущенными волосами кинулась на меня с копьем, я грубо отпихнул ее и ударил в лицо окованным краем щита. Она с криком упала в догорающий костер, распущенные волосы вспыхнули, как трут.

Команда "Хеахенгеля" была рядом, Леофрик ревел, чтобы они убивали, и убивали быстро. У нас имелся шанс перебить тех датчан, которые так бестолково кинулись на нас и не выстроились клином. Дело было за топором и мечом, мясницкая работа хорошего железа. Погибло уже больше тридцати датчан, семь кораблей горело, пламя распространялось ошеломляюще быстро.

– Клин! – услышал я крик, донесшийся со стороны датчан.

Уже рассвело, солнце выкатилось из-за горизонта. От кораблей пыхало жаром. В дыму словно парила драконья голова, ее золотистые глаза сверкали. Чайки кричали над водой. Между кораблями, завывая, металась собака. Упала мачта, выбросив в серебристый воздух сноп искр, и тут я увидел, что датчане выстроились клином, готовые нас убить, а еще увидел знамя с вороном, треугольный кусок ткани, означавший: Убба здесь и идет, чтобы нас прикончить.

– Клин! – закричал я, впервые в жизни отдавая этот приказ. – Клин!

Мы растянулись по берегу, и теперь настало время сплотить ряды. Клин на клин. Перед нами стояла сотня датчан, они пришли нас уничтожить. Я ударил Осиным Жалом по железному краю щита.

– Они пришли за своей смертью! – выкрикнул я. – Пустим им кровь! Насадим на мечи!

Мои люди приободрились. Изначально нас было сто крепких воинов, и хотя мы уже потеряли дюжину человек, все уцелевшие не пали духом, пусть врагов и было раз в шесть больше. Леофрик затянул боевую песнь Хегга, песнь английских гребцов, ритмичную и грубую, в которой говорилось о том, как наши предки завоевывали Британию. А вот теперь мы снова бились за нашу землю. У меня за спиной одинокий голос бормотал молитву, я обернулся и увидел отца Виллибальда с копьем в руке. Я засмеялся при виде его упрямства.

Смеяться в бою. Этому научил меня Рагнар – получать от сражения радость. Радость утра, ведь солнце уже появилось на востоке, залило светом небеса, прогнало тьму за западный край мира. Я колотил Осиным Жалом по щиту, чтобы заглушить крики датчан; я знал, что битва будет жаркой, что нам надо продержаться, пока подойдет Одда, но был уверен, что Леофрик будет стоять насмерть справа, где, без сомнения, и попытаются прорваться датчане, обойдя нас по болоту. Слева мы были защищены судами, а вот справа враги смогут прорваться, если мы дрогнем.