Сергей Покровский - Охотники на мамонтов [сборник]

— Тут «Он» выходит из воды, — сказал Ойху.

Колдун повел Уоми по каменным следам. Через несколько шагов они остановились перед огромной фигурой, выдолбленной в скале. У неё был вид голого человека, стоящего на одной ноге, притом так, что ступня её совпадала с последним, самым крупным следом.

— «Он» тут, — сказал колдун. — Здесь стоит. Это его тень.

Уоми со страхом разглядывал эту удивительную фигуру. Длина её намного превышала человеческий рост.

— Зажмурься! — приказал Ойху.

Едва только он это сделал, как лёгкое веяние пахнуло ему в лицо и пошевелило пряди его волос. Раздался глухой длительный свистящий звук со стороны фигуры и стоящего рядом с ней колдуна.

Уоми вздрогнул и открыл глаза. Колдун стоял с поднятым над головой бубном.

Ойху опустил бубен и спросил шёпотом:

— Слышал?

— Слышал, — прошептал Уоми.

Колдун велел посмотреть вокруг. Теперь Уоми ясно различал вырезанные в камне изображения. Шагая вслед за Ойху, Уоми вглядывался в них с каким-то тревожным любопытством. Больше всего встречались тут птицы с лебедиными шеями.

— Куррумба, — сказал Ойху. — Лебеди. Тут они садятся весной.

Держа за руку Уоми, Ойху обвёл его по всей площадке, покрытой странными изображениями. Затем они вернулись опять к изображению духа, стоящего на одной ноге, от которого они начали обход.

Колдун поставил своего спутника рядом с изображением и опять велел зажмуриться. Едва только Уоми это сделал, как ясно почувствовал, что в щёку ему пахнуло холодом. Колдун забормотал потихоньку странные слова и стал ходить вокруг. По временам опять слышалось странное жужжанье, и лёгкое дуновение касалось лица Уоми.

Бормотанье раздавалось всё громче и громче. По временам оно прерывалось странным жужжаньем, а за ним следовало холодное дыхание. Уоми заметил, что дуло всегда с той стороны, где в этот момент находился Ойху. Наконец он не выдержал и незаметно приоткрыл веки. Сквозь полузакрытые ресницы он увидел, что жужжание производит сам Ойху, крутя по коже бубна согнутым пальцем. Пожужжав, колдун махал бубном, и Уоми чувствовал то самое дуновение, которое до того было ему непонятно.

Уоми немного успокоился.

Между тем колдун вертелся всё быстрее и быстрее. Теперь он не только жужжал, но и постукивал по бубну, а бормотание его делалось всё громче.

По временам колдун испускал какие-то глухие стоны и снова принимался бормотать. Уоми удивляло, что в этом бормотании ничего нельзя было разобрать.

Танец перешёл в какое-то безумное беснование. Ойху кричал, кривлялся, дико вращал глазами, размахивал бубном и вдруг подбежал к самой воде и кинул его назад через собственную голову. Бубен, прыгая, покатился по камням и упал набок возле какой-то фигуры. В то же время колдун завопил страшным голосом и упал навзничь.

Уоми вскочил и в ужасе глядел на упавшего. Некоторое время Ойху лежал как мёртвый, с остановившимся, бессмысленным взглядом. Потом повернулся, приподнялся на локте и сел на землю. Несколько раз он глубоко вздохнул, набирая в лёгкие воздух.

Наконец он поднялся и вытер руками мокрое от пота лицо.

— Дай руку, — сказал Ойху.

Они двинулись вместе. Бубен нашли возле изображения мужчины, который догоняет женщину.

Ойху обошёл три раза вокруг бубна, поднял его с необыкновенной торжественностью.

— Смотри, — сказал он, указывая на вырезанные в граните фигуры. — Это тень Уоми поймала свою невесту. Завтра Уоми возьмёт девушку, которая ему снилась. — Он посмотрел строго на покрасневшего, как мак, Уоми. — Солнце взойдёт на небесную гору. В самый полдень Уоми придёт к этим соснам. Один, без людей. Тут будет ждать мальчик. Он покажет Уоми дорогу.

Колдун лукаво посмотрел на Уоми и вдруг прибавил самым обыкновенным тоном:

— Ну, давай нож! Ойху хорошо наворожил.

Уоми сунул руку за пазуху и уже нащупал рукоять, но в это время снова заметил такой жадный и хитрый взгляд колдуна, что невольно остановился. Он медленно вынул кинжал, лезвие которого блеснуло в лунном свете, и поглядел на Ойху.

— Уоми отдаст нож, — сказал он, — как только получит невесту.

В эту ночь в шалаше Гунды спала только одна Ная.

Гунда ворочалась с боку на бок и по временам тяжело вздыхала. Её тело лежало здесь, а душа была там, куда ушёл Уоми.

Кунья сидела на охапке мягкой травы. Глаза её были открыты, и сна не было в них.

К утру Гунда забылась тяжёлым сном.

Как только над озером брызнули первые лучи рассвета, Кунья неслышно поднялась и вышла из шалаша.