Софья Радзиевская - Рам и Гау [Повесть об обезьянолюдях]

Деревья расступились, и довольно глубокий ручей пересёк дорогу. Старшая из женщин остановилась: тихий радостный возглас — и все устремились к воде. Это была хорошая находка: в мелкой прозрачной воде из песчаного дна тесными рядами выдавались спинки ракушек-беззубок — вкусная еда. Их вытаскивали горстями, камнями разбивали створки, ели сами и, разжёвывая, засовывали в рот малышам. Вода была очень холодна, но люди орды не обращали на это внимания: холодное мясо насыщает не хуже, чем тёплое.

Только мальчик Рам, лет восьми, угрюмо держался в стороне, издали с завистью поглядывал на лакомую добычу. Чужие матери присели в ряд вдоль всей ракушковой отмели, каждая ела и кормила своего малыша, не заботясь о других.

Раму на отмели не осталось места. Он тихо проскулил и кончил чуть заметным ворчаньем. За более громкий протест ему дали бы хорошего тумака, но не место на отмели. Рам обошёл женщин, спустился в ручей и сделал несколько шагов. И тут он тихо вскрикнул от радости: за изгибом ручья оказалась новая отмель, ещё лучше первой, песок так и набит спинками ракушек! Воровато оглянувшись, Рам присел и торопливо выкинул на берег кучу ракушек, крупных, как блюдечки, сложенные попарно. Он дробил их камнем и глотал розовое мясо почти не разжёвывая, торопясь, пока какая-нибудь из женщин не догадалась заглянуть за изгиб ручья. Наконец он почувствовал, что набит едой по самое горло. Теперь это случалось с ним не часто: его мать утащил саблезубый тигр в самом начале охоты за людьми. Мужчины отважно защищали орду в случае опасности, но им не было дела до того, голоден ли какой-то ребёнок. Рама оттесняли от лучшей еды матери, кормившие собственных детей.

Но на этот раз ему повезло: есть больше не хотелось. Рам некоторое время забавлялся: разбивал и разбрасывал всё новые раковины, а под конец развалился и незаметно заснул на мягкой траве, пузатый и лохматый, точно маленький смешной медвежонок. Он спал так крепко, что даже не услышал, как женщины собрались уходить. Они уже подняли на руки детей, но вдруг тихий звук, точно шипенье змеи, заставил их остановиться. Женщины сжали в руках дубинки…

Однако тревога оказалась напрасной: из-за кустов вынырнул молодой Ик, славившийся быстрым бегом. Несколько коротких звуков, взмах руки — и женщины поняли: охотники нашли стадо оленей, их надо загнать на обрыв, тогда в испуге они разобьются, падая вниз на речные камни. Свежее горячее мясо, истекающее кровью, ещё лучше ракушек! И женщины радостно поспешили за Иком. Рама никто не позвал, никто о нём не вспомнил.

Ик вёл женщин уверенно, точно шёл по протоптанной тропинке с отметками. Они бежали долго и бесшумно, не выказывая никаких признаков усталости. Наконец Ик остановился. За кустами, не видимые неопытному глазу, ждали охотники орды. Их было недостаточно, чтобы как следует окружить стадо оленей, поэтому они и вызвали женщин.

Вскоре дикие крики огласили лес. Вся орда подхватила этот ужасный вой. Олени заметались в испуге! Крики неслись с трёх сторон, оставался только путь к реке, и обезумевшее от ужаса стадо понеслось туда. Передние пытались задержаться на крутом обрыве, но задние, не видя края, напирали. В несколько минут всё было кончено: олени ринулись с утёса, разбиваясь внизу о прибрежные камни.

Раздались вопли торжества, и люди, как обезьяны, начали спускаться по крутому склону вниз, стараясь скорее добраться до лежащей на камнях добычи. Мужчины были голоднее и злее женщин, с самого утра они, не зная передышки, охотились на крупного зверя. Теперь они кричали от радости: мяса было много, гораздо больше, чем им требовалось. Но это не беда, лишь бы не слишком мало.

Пиршество было в разгаре, когда к нему присоединились и матери, тащившие детей. Они не нуждались в проводниках, звериное чутьё уверенно провело их по лесу.

Овладев богатой добычей, орда оставалась около неё, пока хватало пищи, потом отправлялась на новые поиски.

Опьянённые дымящимся мясом, люди пировали. Гау тоже резал, жевал и глотал огромные куски. Однако наморщенный лоб показывал: его занимает ещё что-то, кроме еды. Солнце перевалило за полдень, и уже явственно ощущался вечерний холод. Можно было расположиться на ночлег тут же, на ближних деревьях или на выступе скалы, удобном для защиты от зверей, но Гау вдруг так ясно представил яркие языки пламени на поляне… Он не понимал, что костёр мог за целый день угаснуть без пищи, он представлял себе его горящим и всем телом стремился к весёлому теплу.