Александр Усовский - Кровавый Дунай

— Так вы были чехословацким легионером?

Старик кивнул.

— Был. А до того служив в венгерской королевской армии. Кирай Хонведшег… Служил тёржёрмештер… по-русски это фельдфебель — в семьдесят третьей пехотной бригаде в Пожони, теперь Братислава. С десятого года… Потом война, фронт. Попал в плен в шестнадцатом году, под Луцком. Тогда вся наша армия эрцгерцога Иосифа Фердинанда оказалась у русских в плену. Потом Киев, русский язык, чехословацкий легион… Потом революция, Сибирь, бои с Красной армией…Пять лет в России! — Старик вздохнул: — Теперь понятно, почему я не хотел показывать, что понимаю по-русски?

— А Иржи знает?

Томек пожал плечами.

— А зачем? Он знает, что я был в Сибири, что в двадцать втором году вернулся, служил в пограничной страже… Его мать сюда позвал — мою сёстру… Ей муж загинул под Дубно. Сына не увидел…

Савушкин, едва заметно усмехнувшись, спросил:

— Насосы — это вы?

— Я. Это был мой катер, я на нём пятнадцать лет прослужил, до пенсиона. Когда началось всё это — крах Чехословакии, обмен территориями, венский арбитраж и всё такое — наши корабли стали бесхозяйственными.

— Бесхозными. — Поправил Савушкин.

— Да, бесхозными. Мы поставили «Гизеллу» в затон, сняли с неё радио, я со Штефаном, моим механиком, сняли насосы. Катер наш старый, четырнадцатый год вошел в строй; сначала на нём были моторы бензиновые, «Ганц-Моваг», а в тридцать втором году их сменили на американские дизельные моторы фирмы «Колер». Я знал, что ни мадьяры, ни немцы топливных насосов к этим моторам не найдут.

— А пулемёты? Я видел в боевой рубке…

— Есть пулемёты. Три «максима». Два в броневой рубке на оточных… шкворневых установках, один на корме на вертлюге — как противосамолётный.

— Зенитный.

— Да, зенитный. Но патронов нет — перед уходом из Комарно чешская армия всё забрала с собой. У мадьяр иной калибр, поэтому они их не сняли. Зачем пулемёты без патронов?…

Савушкин усмехнулся.

— Ну, с патронами заминки не будет — у нас с собой двенадцать тысяч винтовочных маузеровских патронов. Даст Бог, не пригодятся…А с топливом что?

Томек вздохнул.

— С топливом плохо. Нет топлива. У мадьяров есть, но… — И старик сделал движение пальцами правой руки, как будто пересчитывал купюры.

— Нужны деньги? — Савушкин улыбнулся.

— Да.

— У нас есть. Марки или фунты стерлингов?

Старик уважительно покачал головой.

— Тогда не вижу препятствий. Канистры у вас, в вашем камьоне, есть?

— Пару штук найдется.

— Маловато. Ладно, я что-то придумаю. Давайте марки… Хотя нет. Лучше фунты.

Савушкин кивнул, достал из верхнего накладного кармана кителя кисет, и выложил из него на стол десять банкнот по пять фунтов стерлингов. Старик кивнул.

— Отлично. Этого должно хватить. — Подумав, добавил: — Через час иду.

Савушкин, вспомнив Нитранске Правно, спросил:

— А вы такого Йожефа Пастуху знаете?

Томек подумал с минуту, а затем неуверенно уточнил:

— З Нитранского краю?

— Да, из Правно.

Старик кивнул и улыбнулся.

— Да, помню. Нас в корпусе было двадцать тысяч человек, но очень много кого я помню, особенно словаков… Он из четвертый артиллерийский полк, до войны был в Нитра. Остался в Америке. Да, помню. — И ещё раз улыбнулся.

— Эк вас судьба побросала — по всему миру… — Сочувственно произнёс Савушкин.

Старый Томек вздохнул.

— Не по своя воля. Мы, словаки — домоседы.

Савушкин кивнул.

— У вас тут почти что рай. Вон, — он кивнул на сад, — Завтра ноябрь, а листья ещё на деревьях. В шинели жарко. И хоть война — нет проблем с продуктами…

— Земля хорошая. И руки. Мой сад каждый год даёт тридцать пять или сорок центнер яблок или абрикосов — но надо за ним каждый день ухаживать. Обрезать, окучивать, лечить… Каждый день!

— Хм… А что вы с такой уймой фруктов делаете?

Бывший легионер ухмыльнулся.

— У меня своя винокурня, как это называют в России. Делаю или абрикосовицу, или яблоковицу.

— Это в смысле… фруктовый самогон? Палинку?

Хозяин кивнул.

— Можно и так их назвать. Продаю большой склад алкоголя. Продавал… Сейчас не знаю, что делать с палинкой этого года — все бочки залил. Мадьяры не берут, война. — Подумав, добавил: — Я вам с собой дам бочку сто литров!

Савушкин хотел было отказаться — но в последнее мгновение спохватился и удержал в себе вежливый отказ. Чёрт его знает, как дальше пойдёт, а сто литров палинки — это сто литров палинки, всегда может пригодится…