Эмилио Сальгари - Последние флибустьеры

— Может быть, его заставили?

— Дорогой мой, в те времена на Дарьене привыкли насаживать на вертел пленников, которых подарил океан. Разве Пьер лʼОлонэ, один из самых знаменитых флибустьеров среди когда-либо живших, не был съеден, после того как его сварили в массивном золотом котле? То же самое произошло бы и с Красным корсаром, если бы дочь великого касика не нашла его красивым.

— Может, нам повезет и мы найдем котел, в котором сварили Голландца? [71] Прозвище флибустьера лʼОлонэ (Олонез) переводится с французского языка как «голландец». Это была бы по-настоящему чудесная памятная вещь, — сказал дон Баррехо.

— Возможно, — усмехнулся баск. — И что бы ты с ней сделал?

— Tonnerre !.. Да ты совсем ничего не понимаешь в делах, дорогой. Я выставил бы этот котел в своей таверне или в будущей гостинице ради привлечения гостей. Слушай, как бы это звучало: «Гостиница золотого котла, в котором сварили Педро Голландца».

— Такая длинная вывеска заняла бы весь фасад твоего дома.

— Если бы понадобилось, я бы и второй дом прикупил, дорогой мой. Для золотого-то котла! Это ведь действительно золотое дело, не так ли?

— В этом у меня нет никаких сомнений, но мне кажется, дружище, что ты слишком широко шагаешь.

— Что ты хочешь сказать?

— Что Дарьен очень далеко, и, прежде чем добраться туда, нам придется выдержать ожесточенную борьбу с испанцами, которых маркиз де Монтелимар поставит на нашем пути.

— Гасконцы умирают седобородыми, а в моей бороде едва проседь появилась. Панчита всегда говорила мне, что моя щетина удивительно стойко сопротивляется американскому климату.

Тем временем пироги, шедшие под предводительством суденышка, которым командовали Равено де Люсан и Буттафуоко (на нем же находились два неразлучных дружка), продолжали свой путь на восток, отклоняясь немного к северу. Флибустьеры, счастливые, оттого что наконец-то покинули остров, откуда и не рассчитывали уже выбраться живыми, молодцевато работали веслами и даже что-то напевали.

Время от времени эхом разносился пушечный выстрел, и после этого какой-нибудь альбатрос или костедробитель, поступивший крайне неосторожно и слишком близко подлетевший к непогрешимым стрелкам, стрелой падал вниз и пополнял скудные продовольственные запасы экспедиции.

Ночь застала флибустьеров в океане. Они были уверены в том, что никто не нарушит их сон, потому что испанцы перестали заглядывать в эти широты, и с удобством расположились на банках или под ними; они быстро заснули, убаюканные неутихающей тихоокеанской волной, которая время от времени, с определенной регулярностью, приходила с глухим шумом, но никакой опасности не представляла.

Наутро, после спокойной ночи, пироги возобновили гонку к Американскому побережью.

В отдалении уже начали вырисовываться голубые вершины великой цепи Кордильер, образующих вместе со Скалистыми горами опорный скелет обоих континентов.

— Нынче вечером мы поставим лагерь на суше, если только дьявол не закрутит своим хвостом, — сказал Равено де Люсан.

Так и произошло. Солнце уже заходило, когда пироги буквально влетели в бухту Дэвида; флибустьеры, даже не применяя оружия, овладели рыбацкой деревушкой индейцев и метисов, которых немедленно заперли в надежном месте, чтобы они не разбежались и не рассказали испанским полусотням. [72] Полусотни — так назывались испанские территориальные отряды самообороны.

Теперь флибустьеры могли спокойно ждать галеон и овладеть им обычной для них безумно смелой атакой.

Но прошло уже три дня, а ожидаемое судно все не показывалось. Буттафуоко уже начал бояться, не обманули ли его, когда на закате четвертого дня был замечен парусник, державший курс прямо в бухту Дэвида.

Весть об этом быстро облетела флибустьеров, и они высыпали на берег, готовые занять места в своих пирогах.

— Друзья, — сказал им Равено де Люсан. — Готовьтесь к последнему сражению на Тихом океане. Больше эти воды мы не увидим, что бы ни случилось.

В восемь часов вечера преисполненные энтузиазма флибустьеры расселись по пирогам; они уже удостоверились, что к бухте быстро приближается крупный корабль: фрегат или галеон. Сумерки благоприятствовали атаке. Прежде чем исчезло солнце, плотные облака потянулись по небу, полностью скрыв тусклый блеск звезд.

Поверхность океана приобрела чернильный цвет.

Равено де Люсан стоял — вместе с Буттафуоко — на носу своей пироги и пытался различить очертания растворившегося во мраке судна.