Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

Надсмотрщик бешено кричал, стегая кнутом несчастных гребцов, чтобы выполнить приказы капитана. Гребцы на правом борту отчаянно налегали на весла, чтобы помочь рулевому выровнять корабль. Северный ветер швырял галеру, то вознося на гребень волны, то бросая в самую бездну, готовую вот-вот смять несчастный корабль, как яичную скорлупу. Корабль нырял носом в воду, едва успевая выпрямиться, прежде чем новая волна опять кидала его вниз. Молнии порой сверкали так ярко, что становилось светло, как днем.

Капитан, испытанный морской волк и уроженец этих широт, прикрывая рукой глаза от морских брызг и струй дождя, отчаянно старался разглядеть недалекий берег, знакомый ему с самого детства, выискивая безопасную бухту, где можно укрыть корабль и спасти ценный груз.

Наконец, чутье подсказало ему, что они обогнули мыс, поскольку волны напирали уже не так свирепо, и корабль перестал надрывно стонать, словно его вот-вот раздавит. Все взоры устремились в сторону капитанского мостика. Даже гребцы, прикованные цепями к скамьям, прекрасно понимали, что их судьба напрямую зависит от того, удастся ли ли этому человеку спасти корабль.

Они вошли в бухту, которую капитан опознал как бухту Монжуа. Когда они укрылись в ней, он приказал встать носом к морю, а потом поднять весла и бросить якорь, отпустив канат на достаточную длину, чтобы он надежно зацепился за дно. Убедившись в этом, капитан закрепил бизань и осмотрел палубу. Потом велел как следует привязать груз и распределить сместившийся балласт.

Ночь в гостеприимной бухте прошла спокойно: шторм стих так же внезапно, как и налетел, и вскоре уже трудно было поверить, что совсем недавно корабль едва удержался на самом краю бездны. Когда зажгли кормовые огни и закончили приводить корабль в прежний вид, капитан спустился к кормовой каюте и тихо постучал в дверь.

— Кто там? — послышалось из-за двери.

— Капитан, сеньора.

Раздался какой-то невнятный шум, и дверь распахнулась.

Помещение было относительно просторным. У двух противоположных стен к полу были прикреплены две койки, посередине стоял низкий столик, над ним — окошко из маленьких стёкол в свинцовой раме. Окошко находилось значительно выше ватерлинии и пропускало в комнату немного дневного света, а по ночам можно было наблюдать, как сверкает вода в кильватере корабля.

Оттуда была вида также мачта с флагом Барселоны и качающийся на корме фонарь, установленный так, чтобы свет падал на мачту и флаг, давая понять, что место в бухте занято, если вдруг какому-либо из блуждающих в окрестных водах кораблей придет в голову причалить в этой тихой бухте. По другую сторону каюты, у самой двери, стояли шкаф и огромный сундук, в котором пронесли на борт корабля одну из пассажирок, а теперь в него сложили ее вещи.

В слабом свете из окошка капитан смог рассмотреть двух женщин. Судя по выражению лица компаньонки, она еще не опомнилась от страха после пережитого, но графиня, хотя явно страдала от морской болезни, выглядела спокойной.

— Когда мы прибудем в Барселону, я щедро отблагодарю вас, капитан, — приветливо произнесла Альмодис. — Ваш опыт и самообладание, проявленные в таких тяжких условиях, достойны награды.

— Сеньора, это долг любого моряка, — ответил капитан. — Я не сделал ничего особенного.

— Вы же сами знаете, что порой это весьма непросто, далеко не каждый на это способен.

— Вы переоцениваете меня, сеньора. Мне хорошо известно, кто доверил вас моим заботам, и нет ничего страшнее, чем разочаровать этого человека.

— Скажите, капитан, как там мои люди?

— Нам всем пришлось несладко. Одно дело мы, моряки, а тем, кто не привык к качке, пришлось совсем худо. Но должен сказать, ваши стражники проявили недюжинное мужество.

— Прошу вас, капитан, позовите Дельфина и шевалье Жильбера д'Эструка.

— Одну минуту, сеньора. Если вам больше ничего не нужно, я надеюсь, этой ночью вы сможете отдохнуть. А завтра, даст Бог, мы прибудем в Барселону.

Донья Лионор, компаньонка Альмодис, так и не перестала дрожать, когда капитан снова постучал в дверь.

— Войдите, — откликнулась Альмодис.

Перед ней предстал бледный как смерть Жильбер д'Эструк, сжимающий в руке берет.

— Ваш секретарь просит его извинить: он в таком состоянии, что просто не может встать с койки, и я его понимаю. Мои ребята тоже лежат в лежку после этой болтанки. Что до меня, то сколько я ни ходил в море — никогда не попадал в такую передрягу. Удивлен сеньора, что вы так прекрасно держитесь.