Мика Валтари: Золотое кольцо всадника

Конечно, по-своему они были правы, ибо покойный царь (кстати, неграмотный) и впрямь хотел, чтобы его страной распоряжался римский император. Таким образом он надеялся оградить свою вдову и дочерей от алчных притязаний иценской знати. Кроме того, ицены изначально являлись нашими союзниками, хотя и недолюбливали римлян.

Решающая битва разразилась после подхода свежих сил. Предводительствуемые мстительной царицей бритты были уничтожены. Рим воздал злом за зло и отомстил за надругательства, совершенные иценами над римскими женщинами по приказу Боудикки.

Столицу заполонили толпы рабов-бриттов, среди которых, впрочем, не было ни одного мужчины, ибо взрослые ицены в плен не сдавались. Любопытно, что Нерон, к вящему разочарованию народа, запретил использовать всех этих женщин, стариков и подростков в представлениях в амфитеатре.

Однажды меня разыскал некий работорговец, приведший на веревке десятилетнего мальчика-бритта. Войдя ко мне, торговец для начала таинственно оглянулся по сторонам, а затем, беспрестанно подмигивая, потребовал, чтобы я отослал прочь всех присутствующих. Он шумно вздыхал и жаловался на тяжелые времена, большие расходы и отсутствие сговорчивых покупателей. Мальчик не сводил с меня злых глаз. Наконец работорговец объяснил:

— Этот юный воин с мечом в руках пытался защитить свою мать от наших рассвирепевших легионеров, которые в конце концов обесчестили и зарезали ее. Из уважения к его храбрости солдаты сохранили мальчику жизнь и продали его мне. Как ты можешь сам убедиться, если посмотришь на его изящные руки, нежную кожу и зеленые глаза, он происходит из знатного иценского рода. Мальчик обучен верховой езде, плаванию; он отлично стреляет из лука и, веришь ли, даже может читать, писать и немного говорить на ломаном латинском. Мне сказали, что ты непременно купишь его и дашь за него больше, чем я получил бы на невольничьем рынке.

Я удивленно спросил:

— Кто же тебе мог сказать такое? У меня и без него хватает рабов. Они делают жизнь мою невыносимой и посягают на такие мои богатства, как уединение и свобода.

— Некто Пьетро, иценский врачеватель, находящийся на службе у Рима, увидел мальчика в Лондинии и сразу назвал мне твое имя, — отвечал работорговец. — Он уверял меня, что ты заплатишь за этого ицена самую высокую цену. Но разве можно верить бритту! Ну-ка, покажи свою книгу!

И работорговец дал мальчику подзатыльник. Юный бритт вынул из-за пояса изодранную и грязную книжку халдейских толкований снов. Я тотчас узнал ее; мурашки побежали у меня по спине.

— Твою мать звали Лугунда? — спросил я, хотя и так был совершенно в этом уверен.

Само имя Пьетро убедило меня, что передо мной стоит мой сын. Я хотел немедленно обнять его и признать своим родственником, хотя рядом и не было ни одного свидетеля, но мальчик принялся бить меня кулаками и даже укусил в щеку. Работорговец схватился за бич.

— Не трогай его, — быстро сказал я. — Я покупаю мальчика. Называй свою цену.

Работорговец внимательно посмотрел на меня, вновь пожаловался на издержки и убытки и, притворно вздохнув, объявил:

— Что ж, я уступлю его тебе всего лишь за сто золотых. Ведь он пока еще совсем дикий.

Десять тысяч сестерциев были неслыханной ценой за подростка: на рынке молодая соблазнительная рабыня стоила несколько золотых. Но мне это было безразлично — в случае необходимости я выложил бы и больше. Однако следовало поразмыслить. Я сел, разглядывая сына. Работорговца мое молчание взволновало. Он принялся расхваливать свой товар и заявил, что в Риме немало богачей, изучающих быт и нравы Востока, а мальчик достиг самого подходящего возраста. И все же он снизил цену — сначала до девяноста, а потом и до восьмидесяти золотых.

Я же думал о том, как бы совершить сделку таким образом, чтобы сын мой не сделался при этом рабом. Законная покупка оформлялась судебным писцом, и я обязан был пометить раба клеймом «MM» — моими инициалами. Правда, мальчика можно было выпустить на свободу, но в этом случае он навсегда лишился бы права стать римским гражданином.

Наконец я сказал:

— Наверное, я сделаю из него возничего колесницы. Пьетро, которого ты мне назвал, действительно был моим другом, когда я служил в Британии военным трибуном. Я полагаюсь на его рекомендации. Не мог бы ты дать мне письменное подтверждение, что Пьетро как опекун мальчика поручил тебе доставить его ко мне, чтобы я сам взял над ним опекунство?