Коре Холт - Конунг. Изгои

В свете костра Симон поворачивается ко мне, его улыбка полна злобы. И я понимаю, что он прочитал мои мысли.

И тогда в светлый круг от костра, шатаясь, вступает Рэйольв из Рэ.

Рэйольв из Рэ спасся из потока, но занемог. На другой день, когда мы двинулись дальше, его везли на лошади. Глаза у него блестели, руки были влажные, словно он не вытер их, выйдя на берег. Мы, как обычно, шли быстро. С утра светило солнце, но после полудня зарядил дождь, люди, одежда, лошади — все блестело от влаги. Мы шли через неприветливое селение. Нам не попался ни один человек, но время от времени мы чувствовали, что за нами наблюдают. Конунг подгонял нас. Наступил вечер, Рэйольв, с трудом дыша, лежал на шее лошади.

Ночь была не из легких. Вильяльм и его дружинники рассказали, что наткнулись на лучника, который из укрытия выстрелил в одного из них, но промахнулся. Они погнались за ним, поймали и повесели. Конунг не разрешил нам разводить костров. Для тех, кто стреляет из укрытия, мы оказались бы хорошей мишенью на фоне огня. Кормильцу было нечем кормить нас. В темноте стонал Рэйольв.

У меня мелькнула мысль, за которую мне стало стыдно: а нужен ли нам Рэйольв?… Не замедлит ли он наш поход по этой негостеприимной стране? Я знаю, что многие, а нас было больше сотни, думали сейчас: а нужен ли нам Рэйольв? Кое-кто, и я в том числе, — не уверен, но думаю, что не ошибаюсь, — были полны сочувствия к занемогшему человеку. Но все ли?… Не разбились ли мы в ту ночь на два лагеря? И на чьей стороне конунг?

Мы потеплее укутали Рэйольва и почти не спали. Всем стало легче, когда конунг, еще до рассвета, приказал двум дружинникам тихо поднять людей. Мы оседлали лошадей. Глаза у Рэйольва были мутные, он больше не узнавал нас и у него не было сил держаться в седле. Эрлингу сыну Олава из Рэ пришлось сесть на лошадь позади Рэйольва и поддерживать его.

В путь мы двинулись уже на рассвете. Всем было невесело.

Эрлинг сын Олава из Рэ обладал странной способностью. Он всех передразнивал. Идя, например, за Вильяльмом, он передразнивал не только его голос, но и движения, и походку, и выражение лица. Перед нами был как будто Вильяльм. Передразнивал он и конунга. Сверрира это забавляло. Передразнивать Симона было небезопасно. Это-то больше всего и искушало Эрлинга — он передразнивал Симона, даже когда тот не давал ему для этого никакого повода, подражал его скрипучему голосу, изображал необычное, сердитое выражение лица и его манеру грозить кулаком. Но Симона это не забавляло.

Раньше я не замечал особой дружбы между Эрлингом и Рэйольвом, хотя оба они были из Рэ. Теперь они стали как братья. Лошади было тяжело нести двоих. Эрлинг что-то все время шептал Рэйольву, поддерживал его голову, ночью ему удалось украсть где-то козьего молока, он макал в него шерстяную тряпку и заставлял Рэйольва сосать этот животворный напиток.

Но к концу дня больной ослабел еще больше. Мы как раз пришли в селение, где к нам отнеслись лучше, чем в других местах. Люди, не боясь, выходили из своих домов. Там конунг прибегнул к средству, которым пользовался лишь в самых крайних случаях: он достал из ларца, подаренного ему его сестрой фру Сесилией, несколько тяжелых монет. С их помощью мы вечером легко получили все, что нам нужно. Но Сверрир не разрешает нам ночевать в усадьбах. Он все-таки не совсем доверяет этим людям. Дождь все еще льет. Рэйольву ладят шалаш из хвойных веток и согревают шалаш внутри горячими углями. Рэйольва переодевают в теплое платье. Это помогает, но ненадолго. Он бредит в беспамятстве, говорит про всех плохо и ему кажется, что он опять сражается при Рэ. Иногда он зовет бабушку, которая когда-то, наверное, качала его на руках. Эрлинг сын Олава из Рэ объясняет, что мать Рэйольва убили, когда он только родился.

Эрлинг разжевывает для больного кусочек мяса и кормит его, чтобы вернуть ему силы. Но Рэйольва рвет. Мой добрый отец Эйнар Мудрый тоже пытается помочь — больному требуется целебный отвар, но нужных трав здесь нет. Эйнар Мудрый хочет пойти с серебром к добрым людям и купить у них нужные травы. В это время прибегает один из дружинников: в него кто-то стрелял! Стрела застряла в рукаве, и ее кончик оцарапал ему кожу.

Мы жмемся друг к другу, конунг запрещает людям покидать лагерь, костры погашены. Рэйольв мерзнет и кричит в беспамятстве. И опять из злой глубины всплывают слова дьявола, брошенные среди нас: А нужен ли он нам?…

Мы рано снимаемся с места. У нас один выход: идти дальше. Но мы разделились на два лагеря и трудно сказать, какой из них сильнее. А нужен ли он нам? Если мы оставим Рэйольва здесь, сколько человек откажутся следовать тогда за конунгом? И кто будет следующий, кого нам придется оставить?