Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень с волком

Далее следовали священнослужители: впереди нищенствующие ордены, затем черное духовенство, капитул собора Парижской Богоматери, епископы и аббаты. Следом — члены королевского дома, с геральдическими лилиями на груди. И, наконец, позади главного камердинера усопшего плыл гроб.

Его несли пятьдесят человек. Он был застелен золотым покрывалом. Сверху лежала кукла, изображающая короля, одетая в синюю мантию с золотыми геральдическими лилиями. Лицо из специально обработанной кожи было выполнено по гипсовому слепку, сделанному сразу же после смерти; на голову приклеены настоящие волосы. Руки в перчатках сжимали скипетр.

Никто из присутствующих не знал, кому пришла в голову идея подобного спектакля, но эффект оказался потрясающим. Несчастный безумный король был точь-в-точь этой куклой, которую несли по Парижу, — пустая оболочка, которой придали подобие жизни.

В конце процессии ступали камергеры, знатные горожане, пажи, писари, а, завершая ее, в одиночестве шествовал сам Бедфорд.

В соборе Парижской Богоматери была отслужена первая погребальная месса. Под похоронный звон и звуки труб процессия направилась в Сен-Дени, куда прибыла уже ночью.

Собственно похороны состоялись на следующий день, 10 ноября. Уже было приготовлено место рядом с могилами родителей усопшего, Карла V и Жанны де Бурбон. После заупокойной службы могилу окружили герольды с опущенными книзу знаменами, на которых были золотом вышиты геральдические лилии.

Один из глашатаев выступил вперед, и в соборе разнесся его сильный голос:

— Помилуй и прости, Господи, благороднейшего и добрейшего государя Карла Шестого, короля Франции.

После недолгой тишины он заговорил вновь, столь же громко:

— Даруй, Господи, благую жизнь Генриху Шестому, королю Англии и Франции, милостью Божией нашему государю и повелителю.

Герольды одновременно подняли знамена и воскликнули:

— Да здравствует король!

Церемония была завершена…

На пути обратно в Париж Бедфорд демонстративно шагал впереди всех, перед ним несли лишь обнаженный королевский меч, символ регентской власти. Народ был подавлен вдвойне: к потере любимого короля добавилась вызывающая наглость победителя.

Собственно процессии позади Бедфорда никакой и не было. Те, кто присутствовали на церемонии, возвращались, не соблюдая никакого порядка. Священники, дворяне, горожане валили все вперемешку…

Адам и Лилит держались впереди. На Адаме были сверкающие доспехи, которые он заказал себе на деньги, полученные от Изабо Баварской, и новенький герб на груди. Лилит в знак траура сменила красный плащ на черный и тоже сделала себе новый «герб слез» — ведь любовь вернулась.

Как она и предполагала, маленький Филипп вскоре возвратился в дом Вивре, и с того дня новая «мать» окружила его самой нежной заботой…

Рядом с собой они видели английского регента и меч Франции. Они снова сделались богатыми и знатными, у них вновь имелся законный наследник, сын, их дело окончательно восторжествовало. День траура стал для господ де Сомбреном днем истинной радости. Однако впредь следовало соблюдать осторожность: жизнь ясно показала, до какой степени фортуна бывает изменчива и капризна.

Впрочем, ничто не мешало Адаму радоваться, и казалось, не найдется в мире ничего, что способно было бы испортить его хорошее настроение…

Когда толпа стала расходиться, он отыскал представителя Филиппа Доброго, Юга де Ланнуа, чтобы поприветствовать его и узнать новости о герцоге.

Ланнуа сердечно принял господина де Сомбренома и сообщил ему, что в прошлом июле их хозяин потерял свою супругу, Мишель Французскую. Адам приготовился было произнести приличествующие случаю слова соболезнования, но собеседник прервал его:

— Всем и каждому известно, что герцог Филипп никогда не любил свою супругу. Он сразу же стал подумывать о новом браке. И уже сделал выбор.

— И на ком же его выбор остановился?

— Это Бонна д'Артуа, вдова графа Неверского, брата Иоанна Бесстрашного, который погиб при Азенкуре. Она совершенно очаровательна.

Адам не поверил собственным ушам.

— Но это же его тетка!

— Жена дяди — это не совсем одно и то же. Церковь, разумеется, даст разрешение.

Адам не способен был дослушать до конца. Он несколько раз повторил:

— Его тетка! Тетка!

И, к великому удивлению Юга де Ланнуа, разразился громким смехом.

***

Юдифь слегла сразу же после той памятной ночи, когда произошло столкновение с Царицей Ночи. Невыносимое напряжение тех минут не прошло даром, и старое сердце не выдержало.