Жозе Аленкар - Гуарани

— Что вы этим хотите сказать, сеньор Лоредано? — спросил Алваро с нескрываемым раздражением.

— Я хочу сказать, сеньор кавальейро, — насмешливо ответил итальянец и измерил взглядом высоту солнца, — что мы приедем сегодня еще задолго до шести.

Алваро покраснел.

— Не понимаю, почему вас это так беспокоит; так или иначе, сегодня мы будем на месте, и лучше, если мы приедем днем, а не ночью.

— Точно так же, как лучше, если мы приедем в субботу, а не в какой-нибудь другой день, — ответил итальянец тем же тоном.

Лицо Алваро снова зарделось румянцем; ему не удалось скрыть своего смущения, но тем не менее он постарался принять непринужденный вид и, весело рассмеявшись, ответил:

— Честное слово, сеньор Лоредано, вы что-то говорите, да не договариваете, все какие-то намеки. Клянусь честью, я не могу понять, что все это значит.

— Так и должно быть. В Писании говорится, что никто так не глух, как человек, который не хочет слышать.

— Ах, вот оно что! В ход пошли изречения! Бьюсь об заклад, что вас этому научили в Сан-Себастьяне: какая-нибудь старуха святоша или бывший каноник? — шутливо заметил кавальейро.

— Не угадали, сеньор кавальейро: то был торговец мануфактурой с улицы Меркадерес; он завлек меня к себе и показал дорогую парчу и отличные жемчужные серьги, что так хороши для подарка, который кавальейро может сделать своей даме сердца.

Алваро покраснел в третий раз.

Язвительный итальянец умудрялся на все вопросы отвечать одними намеками, от которых молодому человеку становилось не по себе. И все это говорилось самым непринужденным тоном.

Алваро решил было уже прекратить разговор. Но его собеседник с подчеркнутой учтивостью продолжал:

— А вам ненароком не доводилось заглядывать в лавку этого купца, сеньор кавальейро?

— Что-то не помню. По-моему, нет. У меня едва хватило времени, чтобы уладить наши торговые дела, и мне некогда было разглядывать все эти диковины, что так нравятся благородным дамам, — холодно заметил Алваро.

— Что верно, то верно, — с напускным простодушием воскликнул Лоредано, — это мне напомнило о том, что мы пробыли в Рио-де-Жанейро только пять дней, а во все наши прошлые поездки задерживались там не меньше чем на две недели.

— Я получил приказание вернуться как можно быстрее; и потом, мне кажется, — продолжал Алваро, пристально и строго глядя на итальянца, — отчет в своих действиях я обязан давать только тому, кто имеет право его с меня требовать.

— Per Bacco 19 19 Черт побери! (итал.) , кавальейро! Вы меня не поняли. Никто ведь вас не спрашивает, почему вы поступаете так или иначе; но вы должны признать, что у каждого есть свой взгляд на вещи.

— Можете думать, как вам заблагорассудится, — сказал Алваро, пожав плечами, и пришпорил коня.

На этом разговор их оборвался.

Оба всадника, успевшие несколько опередить своих спутников, ехали теперь молча.

Время от времени Алваро поглядывал на дорогу, словно прикидывая, какое расстояние им предстоит еще проехать, а потом снова погружался в свои мысли.

Итальянец бросал на него взгляды, полные нескрываемой иронии и неприязни, и насвистывал сквозь зубы песенку кондотьеров, к числу которых, по всей видимости, принадлежал и сам.

Смуглый, с длинной черной бородой, с живыми глазами и большим лбом под слегка надвинутой па него широкополой шляпой, высокий, крепко сложенный, мускулистый, подвижный — таким был этот авентурейро. Белоснежные зубы сверкали каждый раз, когда па лице его появлялась презрительная усмешка.

Ехать берегом дальше было нельзя, и отряд двинулся в обход по узенькой, прорубленной в лесу тропинке.

Несмотря на то что было около двух часов дня, под глубокими и тенистыми сводами зелени царил полумрак: листва была так густа, что ни один солнечный луч не проникал в этот храм природы, колоннами которому служили вековые стволы акари и арариб.

В глубинах леса притаилось ночное безмолвие с его невнятными, еле слышными шорохами, с его приглушенным эхом. Только на какое-то мгновение тишина нарушалась потрескиванием веток, и это означало, что сквозь чащу пробирается зверь.

Казалось, что уже не меньше шести часов вечера и что догорающие лучи погружают землю в вечерние сумерки с их коричневатыми тусклыми тенями.

Хоть Алваро де Са и хорошо знал, что это иллюзия, он вздрогнул, когда, очнувшись от глубокого раздумья, увидел вокруг себя эти светотени леса.

Он невольно поднял голову, чтобы посмотреть, нельзя ли сквозь зеленый купол увидеть солнце или хотя бы искорку света, чтобы определить по ней, который час.