Виктор Тихомиров - Чапаев-Чапаев

— Что это за штука и зачем он нужен? — задавался вопросом юноша, — может стыд охраняет от болезней и продляет жизнь в некоторых особых случаях? Почему уши краснеют и лоб? Ноги тоже деревенеют, а пальцы рук горят и чешутся. Возможно, человек из-за стыда делается неспособен к опасным необратимым поступкам? Или, наоборот, именно от стыда родятся дети?

Бабушка говорила, что «стыд» появился после первого грехопадения, а до того люди голые разгуливали и не стыдились. А «совесть» это «глас Божий», он к стыду побуждает.

Но Бога-то нет — все говорят. И спутники летают в космосе, и ракеты, не подавая сигналов ни о каком Боге. Можно было бы Бога заменить представлением об укоризненных родителях, но не выходило от этого никакого положительного эффекта.

Проще было бы изучить эти мучительные вопросы, и разобраться во всем с помощью какой-либо бывалой, развеселой девушки, а лучше замужней, но разведенной женщины. Но непременно, с тем, чтобы после, как-нибудь сразу же, начисто позабыть о случившемся. Иначе — стыдно.

…

От грустных мыслей Пашу отвлек гражданин, в вызывающе пестром галстуке с пальмами, огромном волосатом пиджаке и узорчатых нейлоновых носках, нахально выглядывающих из узких как лезвия ботинок.

Это был типичный «стиляга», будто только что сошедший с обложки журнала «Крокодил». По всему было видно, что он ощущал себя человеком будущего, хоть и замечал в свой адрес возмущенные, а то и брезгливые взгляды встречных прохожих. Надменное же выражение лица, как бы намекало на исполнение им некоей «миссии». Излишне говорить, что в голове его, должно быть не умолкая, звучал ро-к-н-ролл, добавлявший его походочке известную вертлявость.

Гражданин небрежно бросил на мостовую недокуренную сигарету и намерен был двигаться дальше, но раздался отрывистый морозный свисток и строгий окрик сержанта.

— Товарищ! — указал милиционер свистком на окурок.

— Ах, виноват, нечаянно, — спохватился франт и, согнувшись, метко переправил окурок в урну, изображая при этом фальшивый энтузиазм. Но сразу вслед за тем он фыркнул и сделал вслед сержанту с велосипедом оскорбительный жест.

Перец же, более не оглядываясь, пошагал дальше и остановился только у заведения с вывеской «ТИР».

Паша с детства обожал эти заведения, с подсвеченными, как на театре, мишенями и почти настоящими ружьями. Отполированные сотнями рук и плеч приклады, смазанные затворы будили подростковую военно-патриотическую фантазию и звали немедленно отличиться.

Павел поклялся про себя не промазать ни разу и, прислонив машину у входа, решительно шагнул к барьеру, уже сливаясь в воображении с оружием в одно целое.

Там уже находился субъект, в сдвинутых на затылок синих очках и с перекошенной фигурой. Субъект, явно не экономя, без устали палил по мишеням, почти не целясь. При этом угорело крутились игрушечные мельницы, опрокидывались сраженные гуси, падали навзничь жестяные зайцы-русаки, и кузнец свирепо лупил по наковальне молотом так, что вспыхивали дружно мелкие дополнительные лампочки.

Похоже, стрелок не мазал совсем. Сонный работник тира даже заметно пробудился от своего вечного сна и вытаращил один глаз на падающие мишени.

Перец тихо пристроился возле стрелка, выбирая себе ружье.

— На все! — хлопнул незнакомец по прилавку металлическим рублем, — я стрелять знаю! — гордо оглядел он окружающих.

— Секундочку! — перехватил сержант рубль, сразу увидав на нем Менделеева, — коллекционирую, — пояснил он, выкладывая на прилавок пяток двугривенных и пряча рубль. При этом он перехватил гордый взгляд стрелка и впился в него с веселым любопытством, плавно переплавляя тепло в холод.

Незнакомец занервничал, стал запихивать в заряженный ствол вторую пулю, глаза же завел куда-то себе за пазуху.

— Надеюсь — под яблочко? — перевел Павел взгляд на хозяина тира.

— Естественно, центрального боя вот тут, справа, — мотнул головой сонный хозяин, — для баб, да школяров.

Сержант, купив себе зарядов на двадцать копеек, принялся палить, почти не целясь, но тоже совершенно не промахиваясь. Напоследок он поразил совсем уж мелкую, со спичечную головку цель, отчего на самодельную, из рентгеновского снимка, пластинку опустилась сама собой игла, и громыхнул запретный рок-н-ролл в исполнении уже знакомого Била Хэйли.

Павел удовлетворенно дослушал музыкальное произведение, затем осведомился у хозяина:

— Хэйли?

Хозяин опасливо пожал плечами и принялся возвращать мишени в исходное положение. Сержант сложил оружие и бесшумно подхватив велосипед, немедленно удалился.