Автор Неизвестен: Baсилий Иванович Чапаев. "Новые истории"

На сеновале было тепло и пусто. Где-то в ночной тиши нервно орали полоумные петухи.

— Ну, Анка! — сказал Петька тоскующе.

— Отвянь, — миролюбиво попросила Анка, ложась на живот на теплое колючее сено, так что Петька имел прекрасную возможность похлопать ее по крутому розовому заду, за что и был зверски укушен за палец.

— Анка, ты ж не думай, — сказал Петька. — Я насчет твоей личности намериниев самых сурьезных. Я, можа, вааще жениться хочу…

— Ща, — многообещающе сказала Анка. — Отобью я те сей потребный енструмент и все твое намеринье…

Петька опасливо принял позу футболиста в защите перед штрафным и вздохнул.

— И чего бы сказал по сему наглому поводу наш незабвенный Василий Иваныч? — продолжила Анка назидательно, и, перекрестившись, добавила:

— Царствие ему небесное, конечно.

— Ну, — сказал Петька после некоторого затишья. — Ну давай же, давай еще разочек…

— Бог с тобой, зараза, — смягчилась Анка и откашлялась. — Давай же, ирод…

Испуганно шарахнулся в сторону от сеновала глупый бык Базилио и испуганно заводил куцыми ушами, потому что из всех щелей сеновала раздавалась громкая пролетарская песня:

— Ви-ихри вра-аждебные ве-еють над нами…. Те-емные си-и-илы нас зло-обно гнетуть!

И тут же раздался истерический женский визг. Когда Петька вынырнул из недр прошлогоднего сена, куда он спрятался от надвигающейся опасности, он с удивлением заметил, что в проеме в досках, куда тычет пальцем обалдевшая Анка, находится взъерошенная рожа самого начдива, украшенная свежим фингалом под левым глазом.

— Василь Иваныч! — заорал Петька и бросился обниматься.

Выбравшись из крепких объятий заместителя, начдив поправил сбившийся набок ус и сказал:

— Анна, а ну-тко, оставь нас с Петром…

Анка, махнув на прощанье задом, скрылась внизу, и тогда Василий Иванович, выжав намокшие кальсоны, сказал:

— Товарищ Петька, объявляю те крутую благодарность за проявленное мужество как в масштабах профорсированной речки Урал, так и в мировой масштабе тоже конечно. Во.

Совершенно офигевший Петька испуганно заморгал и ничего лучше не нашел, кроме как сказать:

— Ура!!!

Анка с визгом умчалась, решив, что белые перешли в гнусное наступление.

— О, дуреха, — сказал Василий Иванович, изготовляя из клочка бумаги самокрутку. Петька тягостно вздохнул.

— Ну, Василь Иваныч, покажем теперича белякам? — спросил он, изображая задорный блеск в глазах.

— А че такое то? — спросил начдив. — И покажем…

— А вот, Василь Иваныч, могем мы супротив буржуев в мировой масштабе спойти?

— А че ж, могем, — многообещающе сказал Василий Иваныч, затягиваясь ароматной струей дыма.

— Петенька, — Анка появилась внизу, под сеновалом. — Вы че там, совещаетесь?

— Анна! — гневно сказал Василий Иванович, топая босой ногой.

— Да я чего, я ж ничего, — сказала Анка, медленно пятясь в сторону ветхой двери.

Она зацепилась юбкой за нечто острое, торчащее из дырявой стены, и долго не могла оторваться. Василий Иванович смотрел на нее с истинно русской тоской.

— Эх, Анка, — сказал он. — Такая телка пропадает…

— Чего ж пропадает? — возмутился Петька. — И ничего не пропадает… Мы с нею, можа… того… жениться буем… Анка, ведь правда?

— Правда, Петенька, — сказала Анка, отрывая юбку от мешающегося гвоздя. — Обя-я-язательно буем…

— Тебе? На Анке? Жениться? Ха! — Василий Иванович выронил самокрутку и зашелся в истерике.

Петька, как оплеванный и обернутый мятой бумагой и шкурками от воблы, стоял на четвереньках и смотрел, как веселится начдив. Сухое прошлогоднее сено горело, как керосин. Яркий столб оранжевого-красного огня поднялся до небес. Петька, в одном сапоге и кальсонах, и Василий Иванович, в гимнастерке, стояли рядом и смотрели на пламя. Анка сжимала под мышкой валенок и помятый тульский самовар.

— Повеселились, — сказал Василий Иванович, отбирая у Анки валенок, а у Петьки — сапог.

— Хороший был, конечно, сеновал, — поддакнул Петька.

— А скажи мне, Анна, — потребовал Василий Иванович. — Вот помнишь ли ты такого козла, из города, ну, который еще на петькину кобылу залазить никак не мог?

— Этого, Фурманова-то? Ну, помню, конечно…

— Что у тебя с етим мерином было? Признавайся!

— Это ты, Василь Иваныч, в какой такой смысле?