Виктор Тихомиров - Чапаев-Чапаев

— Вы мне так пожару наделаете! — пробовала возмутиться Раиса, но натыкалась на взгляд столь надменный, что после второй попытки уж не решалась больше на замечания, как будто заглянув в некую ужасную пропасть.

Четвертый раз выглянув за ворота, хозяйка увидала, наконец, первую «Победу». Ворота будто сами-собой гостеприимно раскрылись, автомобиль заехал, и тут же их примчалась целая стая, в основном «Запорожцев», да какая-то устаревшая модель иномарки затесалась, как будто с безработным негром внутри. Следом и «Волга», всех затмившая, мягко подкатила, выставив далеко впереди себя никелированного оленя, летящего во весь опор прямо в светлое будущее, которое, кажется, можно было бы рассмотреть в виде отражения на боках сохатого.

Из машин не спеша выбрались различного сорта товарищи. Из «Волги» высажен был сам профессор Виноградов с супругой, столь юных лет, что, пожалуй, она была выбрана им не из числа учащихся на профессорской кафедре студенток, а прямо уж из абитуриенток, еще только желающих учиться, то есть со школьной скамьи. Впрочем, девушка довольно преданно заглядывала мужу в глаза и мигом освоила жесты, замедленные, как у остальных важных персон.

В прочих гостях трудно было бы разобраться с первого взгляда, тем более, что на некоторых надеты были костюмы, смешанные с военным стилем и при загадочного смысла значках.

Дамы говорили сами за себя, отличались пестротой крепдешина и шелка, вместе с перманентными прическами, пудрой и духами, извлеченными из подарочных наборов «Красная Москва».

Гости принялись неопределенным образом топтаться вокруг машин, постукивать носками сапог по скатам, для проверки достаточности атмосфер внутри, одергивать пиджаки и кителя, ловчее брать в руки приготовленные пакеты с подарками.

Тут и Раиса вышла к прибывшим гостям, держа под руку несколько упиравшегося Ворона с надвинутой на лоб белой панамой, скрывавшей повязку над фиолетовым и уже несколько позеленевшим фонарем.

Гости, примерно по старшинству, двинулись к хозяевам с поздравленьями и подарками, с особым удовольствием и подолгу пожимая руку Ворону, который протягивал ее с каменным лицом, неопределенно улыбаясь несколько вбок. К тому же он не всю ладонь подавал, а часть, то из трех, то из двух пальцев, чем изумлял всех и принуждал уважать себя с особенной силой. Голова его качалась кивая, монотонно, как у слона.

Почти сразу мелькнул в воздухе фотоаппарат, и просьба сфотографироваться со знаменитостью на память, как бы повисла воздухе, в ожидании удобного момента.

Раиса всем обольстительно улыбалась. К тому же платье ее содержало такого фасона декольте, что уж одним этим обеспечивала оживление и приподнятость в настроении приглашенных.

Тем временем, мимо ворот пропылил угорелый мотоциклист в кожаном шлеме с очками на лбу, и, притормозив на одно мгновение, высадил из коляски молодого человека с сильно подержанной гитарой в руках, помимо измятого букета.

Мир, как известно тесен, из-за чего много случается анекдотов в окружающей жизни. Молодой человек был тот самый студент Макаревич, которого спас от разбоя сержант Перец. По воле случая, он подрабатывал лаборантом у Раисы и по уши был влюблен в нее.

Это ли не свидетельство давно замеченной передовыми философами взаимной связи всего со всем. И если эти связи проследить, то, как минимум, окажется, что все люди давным-давно братья и сестры. И это никакой не лозунг, а констатация факта. Правда и родные братья с сестрами нередко знать друг друга не хотят, не могут без скандала сказать двух слов и даже толком поделить наследства от родителей. Кровное родство только мешает им. Капитан Корытин множество знал тому примеров из реальной жизни и по работе.

Раиса для студента явилась давно лелеемым в воображении идеалом женственности. Лицо ее ежесекундно очаровывало юношу и лишало рассудительных способностей. Маленький же клычок, выставлявшийся из-под верхней губы сразу после улыбки или сказанного слова, повергал студента в состояние иступленного поклонения.

Узнав о дне рождения возлюбленной руководительницы, он решился на отчаянный поступок, явиться прямо к ней, в расчете, что при гостях его не вытурят вон, а может даже оставят побыть на празднике.

Далее фантазии его заходили уж слишком далеко и в полном отрыве от реализма. Рисовалась ему даже темная ночь, после разъезда гостей, или когда все уснут, с подползанием под дверь спальни и (о, ужас!) проникновением, быть может, внутрь. О продолжении он не отваживался мечтать, поскольку и так выступала испарина на лбу, и пересыхало горло.