Город состоял из двух частей: из крепости Ичан Кале, где жил хан, и окружавших ее кварталов.
В квартале, называвшемся Гадайляр, жили профессиональные нищие. Подаянием они наживали большие деньги.
Над серыми стенами крепости поднимались купола мавзолея Пахлавана Махмуда — один большой и два маленьких. Вамбери зашел туда с толпой дервишей, выкрикивавших молитвы. В мавзолее было темно. Присмотревшись, Вамбери заметил, что по стенам двумя поясками тянутся какие то полустертые арабские надписи. «Наверное, молитвы», — подумал он и начал разбирать надпись. И вдруг увидел, что это стихи. Святой был поэтом! Вамбери перевел одно четверостишие:
Сто гор кавказских истолочь пестом,
Сто лет в тюрьме томиться под замком,
Окрасить кровью сердца небо — легче,
Чем провести мгновение с глупцом!..
Это было так неожиданно, что он засмеялся. На него испуганно зашикали со всех сторон.
Потом Вамбери с другими дервишами побывал у хивинского хана. Он знал, что правителю каждого города на пути непременно донесут о прибытии дервиша из Турции. И самый лучший способ рассеять все подозрения — это смело идти навстречу опасностям. Так он и делал, непременно посещая всех знатных чиновников.
Хан спросил, для чего достопочтенный хаджа совершает столь трудное путешествие.
— Пир, — со вздохом, туманно ответил Вамбери, как бы намекая, что глава секты дервишей, к которой он якобы принадлежит, наложил на него такое наказание. Потом, пряча усмешку, добавил: — Я перенес много страданий, но теперь вознагражден тем, что вижу благословенную красоту твоей светлости…
Это понравилось хану, и он подарил ему двадцать монет и хорошего осла. От денег Вамбери отказался, строго заметив, что иметь их — грех для дервиша, а на сером длинноухом ослике отправился странствовать по окрестным кишлакам. Потом на барке с косым парусом он спустился вниз по Аму-Дарье до дельты. И опять жадно смотрел, слушал, запоминал.
Коричневая вода подмывала берега, и они с плеском и гулом рушились. Над зарослями болотистых тугаев гудели тучи комаров. Как миражи, вставали на берегах крепостные стены давно умерших городов.
Только через месяц опять поредевший караван двинулся дальше, в Бухару. Снова начались пески. Это были Кызылкумы. Стали попадаться кочующие со стадами казахи. Они проводили всю жизнь в седле. Вамбери, расспрашивая их, запоминал новые слова, удивлялся, как могут они вечно кочевать. Круглолицая казашка, смеясь, отвечала ему:
— Человек должен двигаться, потому что все в мире движется: солнце, луна, звезды, вода, птицы и рыбы. Только мертвые и земля неподвижны…
Часто ехали и ночами, когда спадала жара. Звезды покачивались над головой Вамбери и подмигивали ему с высоты. Начинался самый трудный участок сыпучих песков. Он назывался «Адам кырнылган», что означает: «погиб человек». Прежде чем войти в эти страшные пески, устроили гадание на камнях и палках. Вамбери поймал себя на том, что следит за гаданием с не меньшим трепетом и любопытством, чем его спутники, хотя вовсе не был суеверен.
«Я стал настоящим дервишем», — подумал он и засмеялся.
Эти пески запомнились ему до конца жизни. С каждым днем таяли запасы воды. От зноя ломило голову. Вамбери с ужасом заметил, что язык его начал пухнуть во рту и чернеть. С юга летело огромное серое облако. Завидев его, верблюды с ревом стали ложиться на землю, вытягивая шеи и пряча головы в песок. Это был страшный теббад — песчаная буря. Она пронеслась над караваном, засыпав его слоем песка в два пальца. Каждая песчинка жгла, точно искра. Если бы теббад налетел несколькими часами раньше, все погибли бы от жажды. Но впереди уже вырисовывалась коричневая складка горного хребта Халат, а за ним начинались поля и сады Бухарского оазиса.
С трепетом входил Вамбери в городские ворота. Цель его путешествия достигнута. Но главные опасности были еще впереди.
На бухарских базарах шумела толпа. Здесь можно было встретить купцов из Индии и Китая. Вамбери смотрел во все глаза.
По углам главного базара высились купола. Каждый из них имел свое название, и место под ним было отведено для торговли определенным товаром. Под куполом Сарафон сидели в каменных нишах менялы. Под сводами Заргарона стучали молоточками и зазывали покупателей золотых дел мастера. А в центре базара толпилось так много людей, что нельзя было протолкнуться.
Здесь можно было встретить иранских купцов с нарядными голубыми чалмами на головах и индусов, украшавших свои лбы загадочными значками, выведенными алой краской. Европейские купцы носили особые шапки и подпоясывались веревкой, чтобы их случайно не спутали с правоверными, — так требовал коран.
Читать дальше