Луи Буссенар - Без гроша в кармане. Среди факиров

– Что в богатстве, милорд! Вы благородны, как Стюарты, и мужественны, как вместе взятые все эти храбрецы, сражающиеся в рядах Гордонова полка.

– А как мы были счастливы! Счастье наше было настолько полным, что следовало опасаться за его продолжительность…

В тюрьме было несколько каменных скамеек и несколько соломенных рогож. Майор опустился на одно из этих сидений, и лейтенант сел возле него, забыв о своем собственном несчастии, дабы сострадать несчастию этого супруга и отца, так сильно и так несправедливо пораженного в своих лучших чувствах. Повинуясь непреодолимому желанию открыть свою душу, которое возникает при определенных обстоятельствах, майор прибавил:

– Наша семья, когда-то очень богатая, совершенно разорилась после Канпурской резни, которая облекла в траур наше милое отечество.

– Да, – прервал лейтенант, – нет семьи во всем Соединенном Королевстве, которой не пришлось бы оплакивать потерю одного из своих членов.

Майор продолжал – нервно, многоречиво, пробуждая горестные воспоминания, которые вызывали слезы, но по крайней мере облегчали его сердце. Он рассказал, как его отец доверил все свое богатство гебрскому негоцианту и как он был убит вследствие ужасной измены, наложившей неизгладимое пятно на память Нана-Сагиба. Он рассказал еще, как он сам, спасенный из колыбели, оставшийся без родителей, был воспитан за счет государства вместе с детьми других жертв, испытал все невзгоды сиротской жизни, военной муштры, бедственного офицерского существования, пока наконец не получил возможность жить на собственное жалованье, положенное по чину. Он рассказал про свою женитьбу, про свое счастье, надежды, увеличение семейства и про свое полное неведение того, куда попало сокровище, вверенное его отцом гебрскому негоцианту. Потом он продолжал:

– Я подошел теперь к самому невероятному эпизоду в моей жизни. Это случилось за несколько дней до начала военных действий, месяца три тому назад. Губернатор Пешавара, предвидя восстание, поручил мне произвести быструю рекогносцировку расположенных на границе постов и придал мне с этой целью пол-эскадрона красных улан. С этими несравненными наездниками я в короткое время совершил отличную поездку по малодосягаемой местности, где наше появление произвело удивительный эффект.

Я закончил Хайберским ущельем и двинулся вперед по руслу реки, которое идет, сужаясь от форта Джамроуда до Али-Машида, где превращается в узкий коридор – не более 15 шагов в ширину. Я увидел вдалеке приближающийся к нам в полный беспечности прекрасный караван – от 1200 до 1500 тяжело нагруженных верблюдов; он причудливо извивался по склону горы и направлялся в нашу сторону.

Тогда все было еще мирно; этот караван, везший товаров на целые миллионы, шел без охраны, и погонщики верблюдов почти не были вооружены. Мне вдруг пришло в голову, что такая ценная добыча может возбудить жадность разбойников, которые всегда готовы к грабежам. Я и не думал, что мое предположение так скоро подтвердится. За Али-Машидским ущельем прятались четыреста бандитов, которых я увидел в бинокль совершенно ясно. Едва только караван углубился в ущелье, как раздалась бешеная стрельба, и человек 50 упало на землю. Стройная линия тотчас пришла в беспорядок, заколебалась, порвалась, между тем как растерянные вожаки разбежались или бросились на колени, умоляя нападавших о пощаде. Эти последние устремились к легкой добыче, развязали вьюки и без жалости задушили тех, кто просил пощады, вместо того чтоб защищаться. Мои уланы, которых разбойники не успели заметить, с негодованием наблюдали этот акт насилия, совершавшийся на земле английских владений, и мне нет надобности добавлять, что я разделял их негодование.

Нас было шестьдесят человек, скрывавшихся за выступом скалы. Я вырвался вперед, приказал обнажить штыки и зарядить ружья. Трудно поверить, но мы понеслись, как смерч, по руслу потока, заваленному обломками – препятствиями, на вид непреодолимыми. Я увидел восьмидесятилетнего старца, которого бандиты стащили с верблюда и собирались убить. Один из них держал его за длинную белую бороду, другой поднял палаш. Ответным ударом я выбил саблю из рук разбойника и пронзил горло тому, который держал старика за бороду. В это время мои уланы наносили штыковые удары во все стороны. Спустя очень короткое время на земле лежали двести бандитов, с грудью, пронзенной смертельными ранами. Остальные, полагая, что за нами появится целый полк, разбежались куда могли. Караван, с ценностями в несколько миллионов, был спасен. Оказалось, что он весь принадлежит старику, которого я спас от смерти. Он с чувством выразил мне свою благодарность, спросил мое имя и, услышав его, был сильно поражен.