Владилен Елеонский: Шпион товарища Сталина [сборник]

Эмма, расцеловав меня в обе щеки, торжественно заявила, что лучшая комната наверху всегда в моем распоряжении, но воспользоваться приглашением не удавалось, — зарядившись общением и пивом, Хелен клала мне ладонь на руку, и мы уезжали.

Девушка отвозила меня в мой особняк на шикарном «хорьхе» с открытым верхом, который, по слухам, ей негласно передал в краткосрочное пользование сам Герман Геринг, нежно целовала в щечку, мило махала ручкой и укатывала восвояси.

Так проходили мои дни. Кто-то скажет: мол, ничего себе, мне бы так!

Как объяснить такому горе-завистнику, что бурный отдых, бьющий красочным фейерверком и праздничным цветным фонтаном, — лишь обратная сторона медали. На другой ее стороне — изнурительный, кропотливый, опасный и зачастую неблагодарный труд.

Почему неблагодарный? Потому что, как правило, испытателя не слушают. Списывают на обыкновенную человеческую осторожность. Понятное дело, испытатель не хочет рисковать — вот такой обычно следует ответ.

У конструктора всегда свои особые планы. Летчик-испытатель против них? Да он просто не знает всех возможностей самолета!

Хочешь оставаться в обойме, делай то, что тебе говорит главный конструктор, и знай, что, если ты разобьешься, виноват будет вовсе не самолет и уж тем более не главный конструктор, а ты, ты и еще раз ты.

Приятная работа? Рискуй жизнью, выполняй заведомо провальные задания, потому что всем плевать на твое мнение, и иди в полет даже тогда, когда ты прекрасно понимаешь, что добром такое испытание не окончится. Так разбился Валерий Чкалов, так разбились многие наши летчики-испытатели, а позже — некоторые из космонавтов, но я не хотел бы поднимать здесь столь специфическую тему.

У нас с Хелен наконец состоялось довольно бурное выяснение отношений. Она призналась мне, что никогда не имела близости с мужчиной. Она не желает размениваться на пустяки!

Ее главная цель — овладение профессией летчика-испытателя. У нас все будет, но вначале она должна стать летчиком-испытателем. Похоже, она предложила мне заключить своеобразный договор.

Я в очередной раз поверил. Мы штудировали самолет, как модный французский женский журнал.

Хелен оказалась способной ученицей и многое освоила всего за каких-то несколько месяцев. Я лез на стенку, но она делала удивительный расслабляющий массаж, после которого я спал, как ребенок в колыбельке, и отвлекала меня культурными мероприятиями, а также пивом, прекрасным баварским пивом в нашей «Веселой наковальне», и общением с пилотами люфтваффе. Занятные они были парни!

Хелен тоже была занятным парнем. Точнее, она была великолепным мужским психологом.

Когда я занялся обучением Хелен, случилось, кажется, невероятное. Всего за несколько месяцев помимо апробации нового «мессершмитта» я переучил планериста вначале на летчика, а затем на летчика-испытателя, причем учеником была девушка.

Немецкие коллеги были довольны. Они стали смотреть на меня как-то по-другому. Во взгляде появилось искреннее уважение, грозящее перерасти в восхищение.

В день, когда Хелен впервые успешно осуществила свой первый самостоятельный испытательный полет, нас чествовали в пивной, а поздним вечером у нас опять состоялся разговор, на этот раз в Берлине, в ее белоснежной спальне. Пива больше не было, один лишь разговор.

Хелен сердечно поблагодарила меня и, вдруг погрустнев, сообщила, что седьмого июня заканчивается мой контракт, его не будут продлевать, потому что Москва якобы против продления.

Хелен, конечно, хотела продолжения отношений, но какой смысл? Я уезжаю, и когда приеду, неизвестно.

Политическая атмосфера наполнена странной неопределенностью. Все ждут каких-то грандиозных глобальных событий, по сравнению с которыми военно-экономическое сотрудничество Германии и СССР — игра в песочнице.

Ах, Хелен, Хелен! Милая моя девочка Хелен. Она, как всегда, опять была права.

Наше последнее свидание оказалось настолько безрадостным, что мне показалось: померк свет. Я был совершенно выбит из колеи, между прочим, перед ответственнейшим демонстрационным полетом, на котором должен был присутствовать сам Герман Геринг.

О, мир! Холодные и бесстрастные существа делают карьеру и живут. Горячие сердца гибнут, отравленные ядом иллюзии.

В конце концов я проявил характер, взял и не приехал на очередное свидание — мы собирались прокатиться по живописным пригородам Берлина. Я решил, что все, с меня хватит! Однако она вдруг сама приехала ко мне в особняк.