- Он боится! Вправе! Ну, попадись он мне, увидит, как я умею обижаться, я ему покажу!
- И я тоже! - присоединилась Аврора, а когда сестра удивленно воззрилась на нее, торопливо добавила: - Никогда не прощу, что он тебе такое устроил!
"...Но, - теперь Оливье читал уже во весь голос, чтоб женщины его не перебили, - был бы я достоин тебя, Дебора, не сделай этого?"
- Но он же сын Людовика XV, зачем же ему лезть к ирокезам? - сказала Дебора, совсем утратив разум от гнева, удивления и боли, и, в ярости бросившись к венецианскому зеркалу, висевшему над камином, закричала: - Все это потому, что я стала толстая! Вот почему он сбежал! О, Боже, Боже мой!
"- Но я вернусь, Дебора! - (Оливье теперь кричал слова Тюльпана изо всех сил). - Вернусь, покрытый славой, и ты ещё будешь мной гордиться!"
- My eye! [39] - Мои глаза! (здесь) Посмотрим!
- горько сказала Дебора, но вдруг взглянула на свою сестру, в глазах которой заметила искорку надежды. - Ты думаешь, он в самом деле вернется? - спросила срывающимся голосом.
Аврора, которая, честно говоря, думала, что Фанфан сбежал из-за телесной ненасытности её сестры и - как и мы - считала послание Фанфана чудовищным обманом, в отчаяньи разведя руками, вновь начала всхлипывать, поскольку решила, что сама была не в состоянии компенсировать сестрины недостатки и оказалась недостаточно привлекательна, чтоб удержать нашего героя. И теперь с Деборой они рыдали на пару.
- Спокойствие! - воззвал Оливье, когда сестры, обняв друг друга, выплакались и громко высморкались в свои шелковые платочки. - Только спокойствие! После постигшего нас столь тяжкого удара (Оливье действительно едва не хватил удар при мысли, что ему - Бог весть как долго! - придется в одиночку переносить гнев и боль обеих женщин) я все же вижу свет надежды!
После столь многообещающего вступления он произнес несколько соображений, выслушанных с напряженным вниманием:
- Во-первых, сегодня днем я встретил своего компаньона Рекюля де Басмарина. Оказывается, корабль Лафайета "Ля Виктори" ещё не покинул гавань. Во-вторых, мы можем успеть туда ещё до отплытия, и преспокойно схватить нашего любителя приключений за воротник! И в третьих: Фанфан не сможет быстро добраться до бухты Лос Пасайос без денег!
- О, ты моя умница! Ты мой маленький хитрец! - воскликнула Аврора, осыпая его поцелуями. - Так что теперь нам делать?
- Через час отправляемся в путь! - коротко велел Оливье, которого подталкивало то, что не его так горько оплакивали, и то, что он рад был бы избавиться от восхищения Тюльпаном - поскольку сам никак не мог набраться храбрости оставить Аврору ради Мими Першерон! И, выходя из комнаты, добавил: - У него нет денег - а у меня их куры не клюют!
Но через три минуты, когда Оливье вошел в свой кабинет, это столь гордое заявление было дополнено громовым воплем:
- Дерьмо!
Вопль этот сорвал сестер из кресел. Взбешенный Оливье вбежал, размахивая письмом, которое только что обнаружил в своей кассе. И стал его читать:
"Оливье, я убедительно прошу простить меня! Когда-нибудь я все верну, даю слово! И даже двести процентов прибыли!"
- Он у меня забрал те 120 000 франков, которые мне Лафайет заплатил за бриг "Ля Виктори"! - сообщил Оливье дамам. И Оливье, который накопил свое богатство любыми подлостями, низостями и обманом, был так взбешен, что заорал:
- Я еду немедленно!
Еще бы: нужно было догнать и отобрать свои 120 000 франков!
* * *
Через четверть часа все трое - Оливье, Аврора и Дебора уже спускались в сад к конюшням, полностью снаряженные в далекую дорогу. Теперь уже неважно было, когда Тюльпан покинул город и куда направился. Нужно было попасть в Лос Пасайос до него и сцапать там голубчика!
- И мы сумеем, никуда он не денется! - твердил Оливье. - Наш Алкид лучший кучер в городе!
Кучер Алкид, здоровенный громила, смахивавший на пирата, уже стоял у конюшен с фонарем, готовый к отъезду. Услышав комплимент, он поклонился и доложил, что все готово. Дамы сели в экипаж, Оливье вскочил на козлы и с нетерпением захлопал в ладоши, веля кучеру поторопиться. Минутой позже Алкид уже сидел рядом, щелкнул кнутом - и поехали! Четверка так рванула с места, что Дебора с Авророй в экипаже даже вскрикнули, а Оливье едва не слетел с козел. Было одиннадцать часов. Ночь стояла ясная. В миг они очутились за городом. Оливье, велев Алкиду запрягать, пообещал тому сто ливров, если побьет все рекорды, и молчаливый корсар Алкид их уже побивал! Еще никогда потрясенным путешественникам не приходилось так мчаться деревья вдоль дороги просто сливались в сплошную стену! Экипаж гремел, как барабан и женщины внутри хватались друг за друга, чтоб не ударяться о стенки и не наставить синяков - в то время как Оливье на козлах потел от страха, уже потерял шляпу и теперь, стуча зубами на ветру, двумя руками хватался за поручни. Теперь он проклинал и Фанфана, и себя - за то, что дал такой приказ кучеру и за то, что не хватало храбрости велеть ему ехать помедленнее - ведь он все время думал про свои 120 000 франков. Да и не мог он ничего сказать, поскольку перед выездом велел кучеру:
Читать дальше