— Слева! — крикнул Харпер, и Шарп обернулся и увидел отряд французов в серой форме, наступающих через переулок. Гвардейцы больше не нуждались в приказах контратаковать — они просто ринулись в переулок и кричали дико, безумно, столкнувшись с противником. Real Compania Irlandesa была охвачена возвышенной радостью победной и убийственной борьбы. Один человек получил пулю в грудь, но даже не заметил этого и продолжал колоть штыком и бить прикладом. Донахью давно перестал пытаться хоть как-то командовать. Вместо этого он дрался так же, как его люди, с той же ужасной усмешкой на лице, казавшемся страшным от крови, копоти и пота.
— Видели Рансимена? — спросил его Шарп.
— Нет.
— Он будет жить, — сказал Шарп. — Он не такой, чтобы умереть в сражении.
— А мы? — спросил Донахью.
— Бог его знает. — Шарп присел отдохнуть на мгновение возле стены. Он дышал с большим трудом.
— Ты видел Лупа? — спросил он Харпера.
— Не видать педераста, сэр, — ответил Харпер. — Но я берегу это для него. — Он погладил стволы своего семизарядного ружья, висевшего у него на плече.
— Ублюдок мой, — сказал Шарп.
Победные крики возвестили о прорыве где-то впереди в деревне. Французы отступали всюду, и Шарп знал, что нельзя дать врагу время, чтобы собраться и перегруппировываться. Он провел свою команду через дом, переступив через два французских трупа и одного мертвого горца, и вывел в маленький задний двор. Он пнул калитку и увидел французов в нескольких ярдах впереди.
— Вперед! — крикнул он, выбегая на улицу, и повел своих людей против остатков баррикады. Мушкеты изрыгали дым и пламя, что-то ударило о приклад винтовки Шарпа, он тыкал палашом через баррикаду, а гвардейцы растаскивали телеги, скамейки и горящие тюки соломы в стороны. Рядом горел дом, и Шарп закашлялся от дыма, когда проложил себе путь через последние препятствия и отбил удар штыка, нанесенный маленьким тощим французским сержантом. Харпер проткнул человека эспонтоном. Ручей был уже только в нескольких футах впереди. Французская пушка выстрелила картечью вверх по главной улице, и дюжину горцев отбросило в сторону, потом французских артиллеристов заслонили французские пехотинцы, которые пытались уйти об беспощадной контратаки союзников, переправившись через Дос Касас.
Громкая ругань была слышна справа от Шарпа, и он увидел, что это сам Луп пытается сплотить французов. Бригадир стоял на остатках старого каменного мостика — он ругал бегущих французов и пытался удержать их при помощи палаша. Харпер снял с плеча свое семизарядное ружье, но Шарп оттолкнул его.
— Педераст мой, Пат.
Некоторые красные мундиры преследовали французов через ручей, а Шарп бежал к мосту.
— Луп! Ты ублюдок! Луп! — кричал он. — Луп!
Бригадир повернулся и увидел, что залитый кровью стрелок бежит к нему. Луп спрыгнул с моста как раз тогда, когда Шарп забежал в воду, и эти двое встретились на полпути, в каком-то подобии заводи, образованной дамбой из тел, где вода доходила им до середины бедра. Палаши столкнулись — Луп нанес удар, но Шарп парировал и повернулся для ответного удара, который тоже был отбит. Он пнул Лупа в колено, но глубокая вода помешала ему, и он чуть не упал и подставил себя под косой удар палаша Лупа, но Шарп выровнялся вовремя и парировал удар эфесом, после чего ткнул в бельмо Лупа. Бригадир поспешно отступил назад, но выровнял положение новым режущим ударом клинка. Общее сражение продолжалось, но и британцы и французы оставили этих двух фехтовальщиков в покое. Французы намеревались укрепиться за оградами и в садах восточного берега, откуда начинались их сегодняшние атаки, в то время как британцы и португальцы охотились на последних врагов в деревни. А в это время посреди ручья двое обезумевших в битве мужчин ворочали своими тяжелыми клинками как дубинами.
Они стоили друг друга. Луп был лучшим фехтовальщиком, но он был ниже Шарпа, с более короткими руками, и к тому же привык драться верхом, а не в пешем строю. Оба кололи, рубили и отбивали удары в манере, которую можно было назвать пародией на прекрасное искусство фехтования. Их движения замедляли вода и усталость, и добиться свойственного фехтованию изящества было невозможно с их длинными тяжелыми кавалерийскими палашами. Звуки при столкновении этих клинков напоминали скорее о кузнице.
— Ублюдок, — сказал Шарп, нанося рубящий удар. — Ублюдок! — повторил он вместе с уколом.
Луп парировал укол.
— Это за моих убитых солдат, — сказал он и ударил палашом снизу вверх, вынудив Шарп неуклюже парировал. Луп выругался и ударил в лицо Шарпа, заставив стрелка уклониться вбок. Шарп возвратил удар и закричал торжествуя, когда его клинок резанул Лупа по животу, но он преуспел только в том, чтобы проткнуть ташку француза, в который застряло острие его палаша, между тем как Луп устремился вперед, чтобы нанести смертельный удар. Шарп тоже шагнул вперед, ликвидируя разрыв между ними, чтобы остановить удар, и боднул Лупа головой, поскольку тот оказался рядом. Француз избежал удара и поднял колено. Шарп ударил его рукой, затем высвободил палаш и ударил Лупа рукояткой, но в то же время гарда клинка бригадира нанесла ему чувствительный удар в левый висок.
Читать дальше