— CONSTITUTUM CONSTANTINI? — Бартоломео в задумчивости остановился. Потом недоверчиво взглянул на Афру. Он не знал, что и думать об этой женщине. Уже сам факт, что женщина, которую он еще несколько минут назад считал уличной девкой, знала о CONSTITUTUM CONSTANTINI, поверг его в состояние крайнего удивления.
Кивнув головой, монсеньор Бартоломео велел шлюхам покинуть комнату. Прежде чем вынести свои пышные тела в коридор, обе банщицы негромко, но все же довольно слышно выругались. Девки, которым отказали, громко причитали. И только избранные последовали за домоправителем с просветленными взглядами.
— Подождите здесь, — проскрипел монсеньор, обращаясь к Афре.
Афра сомневалась, исполнят ли ее просьбу поговорить с Папой, удастся ли ее спонтанно придуманный план. Те слухи, которые ходили об этом самом Бальдассаре Косса, не способствовали большим надеждам. Все знали, что он пойдет по трупам.
Афра глядела на Соборную площадь, и сердце ее часто-часто билось. Мысленно она была очень далеко, когда вдруг услышала позади себя голос:
— Так это вы та самая загадочная девушка?
Афра обернулась.
То, что она увидела, никоим образом не соответствовало серьезности ситуации: перед ней стоял невысокий полный мужчина с красным лицом. На нем был стихарь с тончайшими кружевами на подоле и рукавах, а на ногах у него были узкие панталоны. Нагрудный панцирь, который Папа носил под стихарем для защиты от возможных нападений, придавал его облику что-то неестественное. Монсеньор, стоявший в нескольких шагах позади Папы, был выше его на добрых две головы. Под мышкой он нес тиару своего господина. В этой парочке было что-то невероятное, театральное.
Афра с детства знала, что при встрече с епископом в знак приветствия нужно поцеловать его кольцо. С Папой, подумала она, должно быть, точно так же. Так что она сделала шаг навстречу и стала ждать, когда он протянет руку, но напрасно. Вместо этого монсеньор сделал знак рукой и указал на пол. Афра не поняла, что он имел в виду.
Наконец домоправитель нагнулся, снял с ноги его святейшества туфлю и подал Афре для поцелуя.
После того как церемония успешно завершилась, Афра неуверенно начала:
— Господин Папа, я обычная женщина, из простонародья, но благодаря обстоятельствам, которые я не стану описывать, я оказалась владелицей документа, который очень важен для вас.
— Откуда ты это знаешь? — довольно грубо перебил ее Папа.
— Потому что ваши люди и те, кому вы поручили это, преследуют меня уже несколько лет. Им нужен только пергамент. Это письмо, в котором монах из монастыря Монтекассино признается, что подделал CONSTITUTUM CONSTANTINI по поручению Папы Адриана II.
— Ну и что? Что все это значит?
— Мне не нужно объяснять это вам, господин. Я знаю о размере суммы, которую вы предложили отступникам. И еще я знаю, что они собирались выпросить у вас еще больше денег — если бы им удалось завладеть этим страшным документом.
— Посмотрите на эту девушку, — сказал понтифик, обращаясь к домоправителю. — Ее нужно схватить и тщательно допросить. Как вы думаете, Бартоломео?
Монсеньор послушно кивнул, словно какой-то трактирщик.
— Вы, конечно, можете это сделать, — ответила Афра. — Вы можете даже сжечь меня на костре как ведьму. Но знайте, что пергамент появится в другом месте, там, где вы этого не ожидаете, и вы окажетесь в ловушке.
Афра сама удивилась собственному внезапно проявившемуся хладнокровию.
— Девушка, да вы просто дьявол! — воскликнул понтифик со смесью отвращения и удивления. — И сколько же вы хотите — при условии что вы действительно можете предоставить документ? Тысячу золотых дукатов? Две тысячи?
Папа Иоанн вдруг показался Афре очень неуверенным и еще ниже, чем он был на самом деле.
— Денег не нужно, — холодно ответила она.
— Не нужно денег? Что это значит?
— Я требую у вас жизнь Яна Гуса. Не больше и не меньше.
Понтифик беспомощно посмотрел на монсеньора.
— Жизнь еретика? Obliviscite! [31] Obliviscite — Забудьте! (лат.) (Примеч. авт.)
Я сделаю вас аббатисой, подарю вам леса, где деревьев больше, чем христианских душ. Я сделаю вас самой богатой женщиной во всем мире!
Афра самоуверенно покачала головой.
— Я дам вам плату сто раз по сто индульгенций, нацарапанных богобоязненными монахами, и сверх того, ткань от пеленок Иисуса в качестве реликвии.
— Жизнь Гуса!
Папа Иоанн бросил на своего домоправителя полный ярости взгляд.
— Эта девушка — крепкий орешек! Вы не находите?
Читать дальше