Майкл Крайтон: Зубы дракона

– Думаю, превосходная идея, – сказал отец. – Великолепная.

– Но неужели ты считаешь это разумным, Уильям? – спросила мать. – Все эти неприятности с индейцами, знаешь ли…

– Хорошо, что он едет: может, его скальпируют, – заявил младший брат Уильяма, Эдвард, которому было четырнадцать.

Он все время отпускал подобные замечания, и никто не обращал на них ни малейшего внимания.

– Не понимаю, почему тебя туда влечет, – с ноткой беспокойства в голосе снова заговорила мать. – Зачем ты хочешь ехать? В этом нет никакого смысла. Почему бы вместо этого не отправиться в Европу? В какое-нибудь культурно стимулирующее и безопасное место.

– Я уверен, он будет в безопасности, – сказал отец. – Только сегодня в «Филадельфия инкуйарер» сообщили о восстании сиу в Дакоте. На их усмирение послали самого Кастера. Он с ними быстро разделается.

– Мне даже думать не хочется о том, чтобы тебя съели, – сказала мать.

– Скальпировали, мама, – поправил Эдвард. – Они срезают волосы с головы – после того, конечно, как забьют тебя дубинками до смерти. Вот только иногда ты еще не совсем мертвый и можешь чувствовать, как нож срезает кожу и волосы до самых бровей…

– Не за завтраком, Эдвард.

– Ты отвратителен, Эдвард, – вмешалась в разговор их десятилетняя сестра Элиза. – Меня из-за тебя тянет блевать.

– Элиза!

– Но это правда, мама. Он отвратительное создание.

– А куда именно ты отправляешься с профессором Маршем, сын? – спросил отец.

– В Колорадо.

– Разве это не близко от Дакоты? – осведомилась мать.

– Не очень.

– Ох, мама, ты что, ничего не знаешь? – спросил Эдвард.

– В Колорадо есть индейцы?

– Индейцы есть везде, мама.

– Я не тебя спрашиваю, Эдвард.

– Полагаю, в Колорадо не живут враждебно настроенные индейцы, – сказал отец. – Говорят, это милое место. Очень засушливое.

– Говорят, там пустыня, – проговорила мать. – И ужасно мрачная. В каком отеле ты остановишься?

– По большей части мы будем жить в лагерях.

– Хорошо! – сказал отец. – Много свежего воздуха и физические упражнения. Это бодрит.

– Ты будешь спать на земле со всякими там змеями и насекомыми? Звучит ужасающе, – заметила мать.

– Провести лето на открытом воздухе полезно для молодого человека, – возразил отец. – В конце концов, в наши дни многие болезненные юнцы проходят «лечение лагерем».

– Предположим, – сказала мать. – Но Уильям не болезненный. Так почему ты хочешь поехать, Уильям?

– Думаю, мне пора сделать что-нибудь самостоятельное, – ответил Уильям, удивившись собственной честности.

– Хорошо сказано! – воскликнул отец, стукнув по столу.

В конце концов мать дала согласие, хотя все еще выглядела искренне обеспокоенной. Уильям думал, что она ведет себя по-матерински – и глупо; высказанные ею страхи только заставили его почувствовать себя еще храбрее, самодовольнее и укрепили его решимость поехать.

Джонсон испытывал бы другие чувства, если бы знал, что к концу лета его матери сообщат, что ее первенец мертв.

Поезд отбыл в восемь часов утра с похожего на пещеру Центрального вокзала Нью-Йорка. Шагая через вокзал, Джонсон миновал несколько привлекательных молодых женщин в сопровождении семей, но не смог заставить себя встретиться с их любопытными взглядами.

«Сейчас надо найти мою группу», – сказал он себе.

В общей сложности профессора Марша и его штат, состоящий из двух человек – мистера Гэлла и мистера Беллоуза, будут сопровождать двенадцать йельских студентов.

Марш прибыл рано и, шагая вдоль вереницы машин, приветствовал всех одинаково:

– Здравствуйте, молодой человек, готовы копать за Йель?

Обычно неразговорчивый и подозрительный, сейчас Марш был дружелюбен и общителен. Он отбирал студентов из выдающихся и богатых семей, и эти семьи явились, чтобы посмотреть на отъезд своих мальчиков.

Марш сознавал также, что выступает в роли гида для отпрысков богачей, которые позже могут должным образом отблагодарить его за участие в превращении их мальчиков в мужчин. А еще он понимал, что, поскольку многие видные министры и богословы явно осуждают нечестивые палеонтологические исследования, все деньги на исследования в его научной области идут от частных покровителей, в том числе от его дяди, финансиста Джорджа Пибоди. Здесь, в Нью-Йорке, другие самостоятельно добившиеся успеха люди, такие как Эндрю Карнеги [7], Дж. Пирпонт Морган [8]и Маршалл Филд [9], только что создали новый Американский музей естественной истории в Центральном парке. Ибо так же горячо, как религиозные люди стремились дискредитировать учение об эволюции, богатые люди старались его продвигать. В принципе выживания сильнейших они видели новое, научное обоснование собственного взлета к выдающемуся положению и собственного (часто беспринципного) образа жизни. В конце концов, не кто иной, как великий Чарлз Лайель, друг и предшественник Чарлза Дарвина, утверждал снова и снова: «Во всеобщей борьбе за существование в конце концов победу одерживает сильнейший».