Александр Дюма - Исповедь маркизы

Девушке было двадцать четыре года, она знала о скаредности своей матери и страшно боялась, что та не выдает ее замуж, чтобы не выпускать из рук приданого.

Принц, со своей стороны, опасался, что ему и впредь будут предлагать женитьбы лишь для вида, не собираясь что-либо ему давать. Любовь и для нее, и для него была только предлогом, а в основе всего лежал их гнусный страх не найти себе партии и провести остаток своих дней под властью родителей.

Молодые люди были предприимчивы и отважны. Они встретились, и их будущее было решено.

Я присутствовала при их свидании, хотя и не просила об этом. Как только принц нас увидел, он бросился на колени и залился слезами, обращая взоры к Небу и воздевая руки.

— Мадемуазель! Мадемуазель! — восклицал он.

— Ах! Мой принц! — отвечала инфанта, прикрывая глаза рукой, словно Ифигения в Авлиде.

— Этого нельзя допустить; нас не разлучат, мы не станем жертвами наших родителей и их скупости.

— Они одумаются, — вставила я.

— Нет, мадемуазель, нет, они не одумаются, вы их совсем не знаете. Они сгноят мадемуазель де Роклор в монастыре, а я, я наверняка умру от горя.

— Но ведь это родители задумали нас поженить, благодаря им мы узнали и полюбили друг друга. Они считали наш брак приемлемым, а теперь нас разлучают. Ах, Боже мой! Что же делать?

— Мадемуазель, не будем обманываться.

— Сударь, что вы собираетесь мне предложить?

— Мадемуазель, у нас нет другого выхода.

— Какого, принц? Я вас не понимаю, я не желаю вас понимать.

Подруга опиралась на мое плечо, стараясь не смотреть на своего Альсиндора, который злобно таращил глаза и, я вас уверяю, вовсе не был привлекательным.

— Мадемуазель, я должен сказать вам еще раз: у нас остается только один выход, один-единственный. Если у вас достанет мужества на это согласиться, все будет хорошо. Позвольте мне похитить вас отсюда, забрать вас с собой и повести к алтарю.

Роклор вскрикнула и еще глубже спрятала лицо за моей спиной.

Однако я заметила, что она перестала плакать и внимательно слушает.

— Да, — продолжал принц, — мы поженимся и, сколь бы велик ни был гнев наших родителей, они когда-нибудь успокоятся; тем временем мы станем законными супругами и наш брак не смогут расторгнуть, а их прихоти будут над нами не властны.

— Сударь…

— Мадемуазель, умоляю вас позволить мне встретиться с вами наедине.

Девушка долго упрямилась для вида; в конце концов жених вырвал у нее согласие, которое она, разумеется, страстно желала ему дать.

Оставалось лишь понять, каким образом взяться задело.

Принц попросил у Роклор три дня, чтобы все подготовить; он поклялся, что после этого они всю жизнь будут счастливы.

Меня заставили поклясться, что я буду молчать. Я поклялась. По-моему, они предпочли бы обойтись без меня, но им требовался кто-то третий, и я вызывала у них меньше опасений, чем гувернантка.

Мы были одни; принца еще не запретили принимать в монастыре с глазу на глаз — никто не предполагал, что он может явиться так быстро. Это свидание оказалось последним; я так и не узнала, как влюбленным удавалось потом поддерживать связь.

С того самого дня от меня ждали только молчания, и я не нарушала своего слова. Это был мой долг.

Барышни Роклор, как было известно, ездили лишь к г-же де ла Вьёвиль, близкой подруге герцогини, либо отправлялись с визитами вместе с отцом и матерью. Они выезжали вдвоем или порознь, но всегда в сопровождении гувернантки. Господин де Леон был об этом осведомлен.

Он заказал себе карету такой же формы, с такой же отделкой, как у г-жи де ла Вьёвиль, одел трех лакеев в такие же ливреи, как у ее слуг, написал поддельное письмо от имени этой особы, запечатав его печатью с ее гербом, и в одно прекрасное майское утро прислал этот экипаж в монастырь Магдалины за мадемуазель де Роклор-стар-шей. Заранее извещенная обо всем, барышня отнесла письмо настоятельнице и без труда получила обычное разрешение.

Я смотрела, как уезжает моя подруга, и удивлялась ее победоносному виду, не зная, чем его объяснить; позже я все поняла.

Барышня и гувернантка сели в карету, и та остановилась на ближайшем повороте дороги.

Принц де Леон уже ждал их. Он открыл дверцу, вскочил в экипаж и уселся возле своей возлюбленной, поспешившей освободить ему место, в то время как гувернантка оторопела от изумления.

И вот кучер трогает, карета приходит в движение, и г-жа Пёлье принимается вопить как безумная. Молодой человек не стал церемониться с крикуньей: он схватил женщину за руки и с помощью ее питомицы засунул ей в рот носовой платок, затолкнув его как можно глубже. Между тем мадемуазель де Роклор витийствовала, пытаясь внушить Пёлье, что той целесообразно оказать им содействие.