На сообщении написано: «Предатель наглеет! Не пора ли сказать, что мы о нем думаем…»
Игра разведок подходила к концу. Видимо, и та и другая сторона утратили к ней интерес. Противнику не удалось с помощью радиста-предателя раскрыть наше подполье, не удалось выманить шифры, оружие, средства. Но и чекист Григорий, раскрыв игру румынской, может быть немецкой, разведки, не смог, к сожалению, узнать ничего нового о судьбе оставленных в Одессе людей.
Вскоре в Одессе заговорила другая, уже настоящая подпольная станция, она до конца поддерживала связь с Москвой. На этот раз рацию установили на улице Перекопской победы — прямо в оккупированном городе. Вели передачи две девушки-комсомолки, сброшенные на парашютах.
ДОПРОС БОЙКО — ФЕДОРОВИЧА
Бойко — Федорович, бывший сотрудник Кира по одесскому подполью, вошел в комнату следователя с независимым и развязным видом, широко распахнул дверь и плотно прикрыл ее за собой.
— Ну давай, что у тебя есть ко мне? — ворчливо заговорил он.
Он протянул майору Рощину руку, заговорил, как старый знакомый, хотя Рощин видел его впервые. Недовольно ворчал: незачем было, конечно, вытаскивать его из постели, присылать нарочных. Он и сам собирался зайти в Смерш, вот только отлежался бы немного. Ничего бы не случилось, если бы он пришел к следователю двумя днями позже.
Был Федорович в темно-синем приличном костюме, на голове серая кепка в черную крапинку. Снял ее небрежно и бросил на стул. Его шея была замотана марлевым бинтом, и поэтому казалось, что голова вырастает прямо из плеч.
Не дожидаясь вопросов следователя, сам начал подробно рассказывать хрипловатым густым баском о событиях, в которых принимал участие.
Когда началась война, Федорович приехал в Одессу и застрял здесь. Направили в распоряжение Бадаева уж перед самым уходом в подполье.
— В катакомбы отряд перешел за несколько дней до эвакуации города, — рассказывал Федорович. — Оккупанты вступили шестнадцатого октября, тут мы с ними первый раз и столкнулись. Возле катакомб прямо. С этого и начали воевать. Дали мы им жару! Врать не буду, человек пятьдесят положили, не меньше.
С майором Рощиным Федорович говорил доверительно-панибратским тоном, на «ты», обещал всякую помощь. Кто-кто, а он обстановку здесь знает.
Следуя своему методу, Рощин вначале не прерывал Федоровича — пусть выскажется. Об аресте Бадаева не спрашивал. Его несколько коробил покровительственный тон, усвоенный Бойко в разговоре, но майор внимательно слушал, ничем не выражая своего отношения.
Когда Федоровича направили в распоряжение Бадаева, стали готовиться к переходу в подполье. Сначала готовили базу на пивном заводе. После этого стали готовить переход в катакомбы, закладывали базы. Работы по горло, а тут город кругом обложили, бомбят, что ни каждый день. Работать стало еще труднее.
— Остались мы, как на острове, — рассказывал Федорович, — связь с Большой землей прервалась. С Москвой переговоры только по коротковолновому передатчику.
Назначили меня помощником к Бадаеву, но я попросился на рядовую работу, остался в городе. А что? Я никогда за должностью не гонюсь. Когда Бадаева арестовали, знаю, положение в отряде было тяжелое. Продукты на исходе, люди болеют. Фашисты шахты блокировали, связи нет — что делать? Тут и решили всех людей в Савранские леса выводить, километров за двести.
— Это было согласовано с Центром? — спросил следователь.
— Ну как тебе сказать, — Федорович замялся первый раз за время допроса, — чего не знаю, того не знаю… Да ты сейчас протокол не пиши, — вдруг предложил Федорович, — давай сперва между собой поговорим. Я тебе все это сам напишу.
— Хорошо, — как бы прослушав его предложение, прервал Рощин, — скажите, теперь, почему вы порвали с отрядом?
— А так…
Рощин пристально посмотрел на Федоровича, помолчал и вдруг резко спросил:
— Струсили, значит, решили дезертировать. Так?..
Федорович опешил, растерянно взглянул на следователя.
— Нет, — промолвил он наконец, — зря вы так думаете… Зря вы, товарищ следователь, даже обидно. Напрасно, выходит, зря хотел я жизни решиться — бинты еще не снял, а вы говорите такое…
Федорович быстро взял себя в руки, заговорил снова твердым и самоуверенным тоном. Рассказал, что радист Глушков ушел из катакомб в город, а еще раньше в город ушла его жена — Ася — немка. Не то чтобы жена: связались в подземелье и объявили, что женаты. Ушел и ушел. Встречу с ним назначили в Дюковском саду, но Глушков туда не пришел. Встретились с ним много спустя. Глушков оказался предателем, выдал его, Федоровича, сотрудникам гестапо. Арестовали их вместе с инженером Захариди, который делал радиопередатчик, а Глушков знал об этом.
Читать дальше