Владимир Короткевич - Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды

Народ постепенно начал расходиться. Редели и расплывались толпы. Только что это были два кулака. Теперь — две руки с разжатыми пальцами.

— Это что же было? — недоумённо спросил Зенон.

Дударь и Вестун пожали плечами. Мечник Турай сплюнул.

— Самозванцы, — брезгливо сказал Клеоник. — А гадко это, хлопцы...

— Ну вот, эту гадость сейчас потеребят, — безразлично заметил бургомистр.

— Потеребят, — подтвердил хлебник. — Там, братцы, такие железные раки водятся! Клешни — ого-го!

Клеоник с отвращением поморщился:

— Такие раки всюду есть. Да только самая что ни на есть свинья может этому радоваться да этим похваляться. Не тот палач, кто бьёт, а тот, кто бьёт да куражится.

— Покажут им, покажут, — бубнил хлебник.

И вдруг рыбник рассмеялся. Увидел, что толпа уже совсем разошлась и что нападение на рынок удалось отбить.

— Что? Вот вам и бунт. Не то что при короле Александре, который вас, белорусов, жаловал, Гродно и Вильно любил. Короля нашего зовут Жигмонт!

— А ты не белорус? — спросил Марко.

— А ты проверь, — на том же языке, что и Турай, ответил хлебник. — Посмотри рыси под хвост.

— Так кто же?

— А кто придёт в город, чья сила — того и я, тот и я.

Из замковых ворот вырвался гонец. Подлетел к толпе, свечкой взвил коня. Железная перчатка вскинулась вверх.

— Советники-хозяева... В замок идите... Суд будет... Все присяжные, и церковные, и замковые судьи пусть идут.

Бросили свою золотую гурьбу несколько человек в ризах. Поскакал к воротам войт. Начали собираться и советники.

Двое советников пошли последними. Только тут стало заметно, что они пьяны, как сучка в бочке с пивом. Один даже посередине площади встал на четвереньки. Из открытого оконца какого-то дома зазвенел внезапно детский голосок:

— Матуля, они что? Ма, они не умеют? Мамочка, они недавно с карачек встали?

И ответил утомлённый женский голос:

— Ради хлеба, как, скажем, твоя сучка, чего не сделаешь, сынок. Эти с карачек встали. Свинья на коня уселась.

Толпа рассмеялась. Гонец налился кровью, начал горячить коня, пустил его на людей. Но они всё смеялись. И тогда гонец злобно бросил:

— Не слышали мы, думаете, как вы пришествие Христово кликали? У нас всюду уши, мякинные вы головы. Так вот, ни к селу, ни к городу, Христа захотели. Да вам больше нужна корчма, нагайка да тюрьмы для воров. А «Христа» вашего сейчас — порсь!

И провёл ребром ладони по горлу. Снова вскинул коня, развернул, пустил галопом.

И напрасно. Потому что после его слов над людским скопищем повисла ошеломлённая тишина. Тяжело, видимо, ворочались мысли под спутанными волосами, свисавшими на лбы. И эти мысли были такими же тяжёлыми.

— Хлопцы, — подал кто-то голос. — Это он чего такое сказал?

Вестун обвёл глазами Росстань. Кое-где молча стояли кучки ремесленников. Богатые в основном разошлись: нечего было тут делать.

У кузнеца осёкся голос, когда он тихо сказал:

— Хрис-та?

— За палачом поехал гонец, — мрачно обронил Гиав Турай.

Воцарилось молчание.

— Слушайте, — вдруг встрепенулся Зенон, — а может, и взаправду Христа? Может, это они Христа взяли?

Ус рассматривал золотые ладони, словно впервые их видел.

— Зря над полотном смеялись, — проговорил он. — Апостолы, холера на них, так и ходили.

— И вправду рядно, — вздохнула какая-то бабуля. — Грубое. Я-то уж знаю. Сколько того полотна руки мои выткали. Грубое. Апостольское.

Клеоник и Марко иронически смотрели на все эти раздумья.

— Это значит, и мы такие самые апостолы, — съёрничал Марко.

— Не верзи, — оборвал его старый Турай.

Люди думали. Люди не спешили расходиться, хотя оставалось их на площади Росстань совсем мало.

Молчали.

Через час после того, как гонец поскакал за палачом, лицедеев вывели из маленькой временной щели в нижнем этаже западного нефа и погнали узким, как подземный ход, коридором. Стены из нетесаного камня и низкий, рукой достать, потолок давили на душу. По бокам попадались комнаты воинов. В них блестели на стенах щиты и мечи. В горячем влажном воздухе чуть трепетали языки свечей, пахло потом, кожаными ремнями, ржавчиной, оружейным маслом. Стража молча шла, взяв в кольцо лицедеев, а впереди, с факелом, шагал Пархвер, пригибая голову. Только тут можно было понять, откуда такие рубцы копоти на потолках.