Роже Нимье - Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

— Что ж это были за слова?

— Заметив, что я в спальне, он сделал мне знак отойти от окна, чего я, признаться, сперва не понял. Он хотел посмотреть на солнце. И тогда он мне сказал: «Пелиссон, зачем ты отнимаешь у меня то, чего не в состоянии мне дать?»

— Прекрасные слова,— заметил Арамис.

— Покойный король обращался к вам на «ты»? — поинтересовался Портос.

— Он изволил видеть во мне родственника с того самого дня, как в Па-де-Сюз я спас ему жизнь.

— Вы никогда мне этого не рассказывали, — заметил д'Артаньян.

— Пустяковое дело. Я скакал бок о бок с государем, когда он вдруг заметил, что я дышу со свистом. «Возьмите Пелиссон»,— сказал он,— и протянул мне свой обшитый кружевами платок. Для этого ему пришлось наклониться в мою сторону. В эту самую секунду пуля от мушкета просвистела мимо его уха. «Пелиссон, — сказал он мне, — твой насморк спасает жизнь королей, сохрани мой платок на память и сообщи, не желаешь ли ты вышить на нем корону графа или маркиза».

— Но на герцога он все-таки не покусился,— заметил с Серьезностью д'Артаньян.

— Нет. Однако мне известно через его камердинера, что он намеревался женить меня на одной из своих племянниц, чтоб я находился у него под рукой и чтоб вел более размеренный образ жизни в том самом смысле, в каком вы это понимаете, д'Артаньян. Это был великий монарх!

— Да, это был монарх,— отозвался Атос.— Боюсь, что после него будут либо призраки, либо тираны.

— Его упрекали в том, что он всего лишь тень Ришелье.

— Быть тенью Ришелье — не так уж мало, — заметил Атос.

— Да, но он был неблагодарен, — вставил Арамис. — Мой бедный Сен-Мар…

— Вы знали Сен-Мара, Арамис? Арамис покраснел.

— Боже мой, да кто же его не знал? Красивейший мужчина, одно из лучших сердец во всей Франции.

— Кажется, его смерть сильно вас опечалила?

— До такой степени, что я отправился путешествовать, чтоб попытаться забыть об этом.

— Вот почему вы очутились сперва в Испании, потом во Фландрии, где вас и отыскал Планше, — заключил Атос.

— А я-то считал, что вы сбежали в связи с арестом Сен-Мара, — ляпнул Портос.

Арамис вновь покраснел, и Атос пришел ему на помощь:

— Если ничего не можешь сделать для друга, то самое разумное — не множить его горестей, отдаваясь в руки недоброжелателей. Особенно, если у власти стоит зверь, который сеет смерть.

Арамис поблагодарил Атоса улыбкой.

— Людовик XIII не был таким уж неблагодарным человеком. Мой брат Витри в одно мгновение стал и маршалом Франции, и герцогом.

— У него были заслуги перед королевским домом, — заметил Арамис.

— Покойный герцог доводился вам братом? — осведомился Атос.

— Нечто вроде сводного молочного брата: наши кормилицы были в близком родстве.

— Я упрекаю, однако, короля в том, — заявил Арамис,— что он слишком тиранил королеву.

— Слишком — это вряд ли возможно,— откликнулся мудрый маршал. — Достоинства моего короля делаются мне все яснее по мере того, как я все лучше познаю жизнь, теряя возможность пользоваться ее благами. Кокетством было его не пронять.

— В конце концов, приятно сражаться под началом монарха, который не проявит малодушия ни перед корсажем, ни перед редутом.

— Впрочем, — продолжал Пелиссон,— можно ли с женщинами иначе? Однако молчу. Я удачно выбыл из этой игры.

— И я, — заметил Арамис, — мой сан мне это запрещает.

— Ваш сан, Арамис? — не удержался от вопроса д'Артаньян.

— Арамис ходит в сутане, — пояснил Атос.

— Ну а вы, Атос?

— Я? Есть ли смысл задавать такие вопросы мне? И Атос уставился в пространство.

— Ну а я,— воскликнул Портос,— я куда предприимчивее вас всех. Атос слишком благороден, Арамис слишком галантен, д'Артаньян слишком гасконец, а вы, господин маршал, слишком знамениты и у вас чересчур красные губы, чтоб не впадать порой в соблазн.

— А вы, Портос, не слишком ли вы великолепны?

— Мой дорогой Атос, я был научен примером одного своего соседа.

— Расскажите.

— Но я не хочу называть его имени.

— Ограничьтесь инициалами.

Тут Портос на мгновение задумался.

— Ну что, вы готовы? — спросил в нетерпении Пелиссон, неизменно жаждавший забавных историй, которыми наслаждался, припоминая их в часы бессоннцы.

— Ага. Так вот. Назовем его бароном Б. Нет, лучше О. Да, О.

— Остановитесь на О, так будет изящнее.

— Пусть лучше будет Н. Это меня вполне устроит. Так вот барон Н. слыл большим любителем лошадей. В его конюшнях были все лучшие лошади Пикардии. В особенности он любил одну кобылу по кличке Жанетта и, надо вам сказать, это было прелестное существо. Вороная…