Роже Нимье - Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

— Но как же он разнюхал о тайнике?

— А очень просто. У меня была сильнейшая лихорадка, и я бредил во сне.

— Таким образом, Ла Фон взял мои письма вместо договора.

— Да, так мне представляется дело.

— Выходит, договор все еще в ваших вещах?

— О, я полагаю, чуть помятый, немного опаленный… Но я немедленно распоряжусь, чтоб собрали воедино все, что осталось от летательного аппарата и от багажа.

— Куда ж вы велели отнести все это?

— На чердак.

— Скорее на чердак!

— Позвольте только мне встать на ноги. И Пелиссон крикнул свои ноги.

Но появилась всего одна нога.

Левая или правая — безразлично, важно, что она была одна. На вопрос о недостающей конечности нога указала пальцем в пол, сообщив, что внизу его сотоварищ утешает женщину, делая это с заботливостью, столь свойственной африканцам, в особенности принцам.

Этой женщиной была прекрасная Мадлен.

Поддерживаемая этой ногою, которая стала для нее и плечом, и рукой, Мадлен преодолела ступеньки лестницы, отделяющие ее от лейтенанта мушкетеров и маршала Франции.

— Что с вами, мадмуазель? — осведомился д'Артаньян,которого жалобы госпожа Тюркен донимали все больше.

— Мой муж… -Ну?

— Уехал…

— По-моему, превосходная новость. Вы сожалеете об этом человеке?

— О нет!

Но стенания хозяйки становились, однако, все громче.

— Объяснитесь, мадмуазель, — сухо заметил д'Артаньян. — Вы орошаете пол той самой водицей, которую господин Тюркен не терпел, в чем, собственно, был прав.

— Но ведь он уехал не один.

— Как? Этот малый вам изменил?

— Нет. Но…

— Но?

— Взял с собой все мои сбережения… ваш багаж…

— Мадам Тюркен, — вступил в разговор Пелиссон де Пелиссар. — Нам нужна точность. Нам не обойтись одними только рыданиями и междометиями. Вы сказали, что Тюркен исчез.

— Это значит, что…

— Отвечайте только «да» или «нет». Нога № 1, отпустите госпожу Тюркен, она и без вашей помощи устоит на месте. Итак, Тюркен уехал?

-Да.

— Он известил вас об этом письмом? -Да.

— Письмо было коротким? -Да.

— Что там было? Мадлен Тюркен молчала.

— Извините. Он утверждал, что ваша совместная жизнь был адом, что вы отравляли друг другу существование, что ваше супружеское ложе походило более на решетку, на которой поджаривают грешников и что…

— Нет.

— Тогда я разрешаю вам прочитать письмо. Что там было?

— «Я уезжаю».

— У этого скота образцовый по краткости слог.

— Поторопитесь, друг мой, — вмешался д'Артаньян. — Вы даете ему преимущество во времени.

— Он унес с собой весь наш багаж? -Да.

— Вы имеете в виду мои гобелены, мои гербарии, мои мази и вообще все то, что было у меня в чемоданах?

— Да.

— Вы имеете в виду также весь мой научный багаж, то есть шестнадцать тысяч листков, исписанных мною, которые я оставил на хранение в погребе?

— Да.

— О, вот как! — заметил Пелиссон де Пелиссар с потрясающим хладнокровием. — Полагаю, что ущерб в науке скажется на Западе не менее, чем на три века вперед и только не раньше 1950 или 1960 года она оправится от удара.

— А те вещи, что были на чердаке? — принялся в свою очередь расспрашивать женщину д'Артаньян.

— Вот именно. Остатки летательного аппарата и чемоданов.

— Он тоже прихватил их с собой? -Да.

Пелиссон де Пелиссар повернулся к д'Артаньяну.

— Я полагаю, что мир на земле так же, как наука, претерпит значительный урон.

— Отнюдь, мы догоним негодяя.

— Негодяи легки на ногу.

— Но ведь этот будет, конечно, останавливаться во всех кабаках, какие только подвернутся ему на дороге.

— Мадам Тюркен?

— Слушаю вас, господин маршал.

— Ваш муж проделал все это самостоятельно?

— Нет.

— Человек, который ему помогал, — его родственник?

— Да.

— Он уже появлялся здесь?

— Нет.

— Дело осложняется. Значит, он где-то таился?

— Да.

— Был болен?

— Нет.

— Находился в заключении? -Да.

— Он оттуда бежал? -Да.

— О… Человек невысокого роста?

— Да.

— Лысый?

— Да.

— Глаза, как буравы?

— Да.

— Человек, который наводит страх, даже если он промелькнул где-то неподалеку?

— Да.

— От него исходит запах серы?

— Да.

— А если принюхаться, то и гвоздики?

— Да.

— Мой дорогой д'Артаньян, спешить бесполезно. Совершенно очевидно, что Ла Фон всплыл вновь и что он заодно с Тюркеном.

— Тем более надо бросаться в погоню.

— Нет. Ибо Ла Фон — это молния. Вы его не нагоните.