Его вырвал из забытья Пелиссон де Пелиссар.
Пеллисон вставал обычно очень рано — давняя привычка любовников, которые страшатся то возвращения мужа, то разочарования, вызванного видом возлюбленной в момент пробуждения.
На нем был отороченный мехом просторный узорчатый халат. Лицо застыло в трагической маске. В каждой руке он сжимал по пистолету.
— Этот для вас, д'Артаньян. Этот для меня. Умрем вместе.
Д'Артаньян внимательно посмотрел на своего друга.
— Да, умрем вместе, ибо мы обесчещены, — повторил Пелиссон.
— В такую рань?
— Да, в такую рань, — выдавил из себя Пелиссон с ужасающим вздохом.
— Положите пистолеты и объясните в чем дело.
— Договор.
— Понятно. Что с ним случилось?
— Он ускакал.
— Мой дорогой Пелиссон, договорам в зеленых папках редко случается отправляться ночью в дорогу, не предупредив хозяев.
— Да, но у нее была лошадь.
— Какая?
— Моя лучшая лошадь. Кобыла Клеопатра.
— Тогда дело серьезное.
— Кто же похитил договор? Кто скачет на моей кобыле?
— Ясное дело, ни вы, ни я. Вы слишком дорожите своей кобылой, а я едва держусь на ногах. Это Ла Фон.
— Ваш наперсник, ваш серый кардинал?
— Увы!
И от нового вздоха Пелиссона де Пелиссара завибрировали расставленные в комнате вазы.
— Выходит, он его нашел? -Да.
— Однако тайник был превосходный.
— Великолепный.
— Что он сделает с договором? Пелиссон исторг стон.
— Он его пропьет.
— Вы полагаете?
— Он способен на это.
Мгновение д'Артаньян пребывал в неподвижности: голова покоится на подушке, глаза прикрыты.
— Д'Артаньян, одно из двух: или вы нашли выход из положения, или я кончаю с собой.
— Мой дорогой друг, мне очень не хочется видеть вас без признаков жизни, в крови, у моих ног, и потому я предпочитаю идею.
— Вы настоящий друг.
— Нет, настоящий эгоист, поскольку нуждаюсь в вас, пока еще не стал на ноги.
— Мы оба не тверды на ногах, не забывайте…
— А я скажу вам так: давайте забудем об этом.
— Забыть? Но на каком основании?
— Представьте, что мы поймали вашего Ла Фона.
— Если это удастся, я вытряхну из него сердце и разорву на две половины, одну брошу крысам, другую…
— Представьте всего лишь, что мы прибыли в Париж одновременно с ним.
— Тем лучше. Я потребую у кардинала, чтоб его колесовали. Кардинал слишком ценит меня как друга, он не откажет.
— Да, но прежде надо прибыть в Париж.
— Д'Артаньян, ваше хладнокровие меня ужасает. У вас есть еще какая-нибудь идея?
— Совершенно очевидно, что мы не в состоянии ехать ни верхом, ни в карете, иначе наши кости развалятся.
— Не сомневаюсь.
— Каков же выход?
— Это зависит от вас, дорогой д'Артаньян, или, вернее, от вашей идеи.
— Напротив, все зависит от вас, дорогой Пелиссон.
— От меня?
— Да, от вас и от вашего летательного аппарата. В глазах Пелиссона было смятение.
— Но ведь вы знаете: машина великолепная, однако она пока не летает.
— Это вы мне уже сообщали. Но для инженера вашего уровня…
— Изобретателя, изобретателя! Не инженера.
— Объясните, пожалуйста, разницу.
— Надеюсь, вам понятно, что я не могу забивать свою голову расчетами и портить себе руку отверткой.
— Разумеется.
— Я предоставляю это моим физикам, механикам, чертежникам, моим химикам, моим астрономам…
— У вас столько помощников?
— Да, в Оверни. Я даю им идею, и эти люди претворяют ее в жизнь.
— Я помню, вы излагали мне основной принцип.
— О, он очень прост. В моих копях добывают любопытный минерал, от него нагревается все, что расположено поблизости.
— Необычный жар, вы говорили…
— Такой жар, что у моих физиков сгорели руки. Пришлось выписать из Парижа новых.
— И с помощью этого минерала вы научились вращать два огромных колеса.
— О да, их вращает температура.
— Но аппарат не взлетает.
— Увы! Впрочем, он рассчитан на изрядный вес.
— Вес?.. Но с какой целью?
— Чтоб при подъеме сбросить балласт. Вот представьте: аппарат поднимает с земли шесть тысяч фунтов, но будет проще, если в воздухе он удержит всего три тысячи.
— Разрешите сделать вам предложение.
— Буду очень признателен.
— Осмотрим ваш аппарат.
И они отправились в мастерскую. Пелиссон — опираясь на д'Артаньяна, д'Артаньян — на Планше.
В окружении деревянных подмостков там высился летательный аппарат.
Он был двенадцать футов в вышину, сорок в длину и имел вид судна с двумя гигантскими колесами по бокам. Колеса были усеяны ячеями, задача которых заключалась в том, чтобы, втянув в себя воздух, тотчас отбросить его в противоположном направлении, как это делают иные рыбы в воде.
Читать дальше