Павел Лагун - Капитан Сорви-голова. Возвращение

— Сорви-голова! — воскликнул он. — Вы все-таки приехали! Как я вас рад видеть!

— Я тоже, мой генерал, — ответил Жан. — Поздравляю вас с назначением.

— Спасибо! Надеюсь, что дальнейшая судьба нашей страны будет более благополучной. Бота галантно поцеловал руку Жорисе, потрепал по щеке мальчугана и махнул ладонью кому-то возле трибуны. Подбежал расторопный адъютант со складным стулом и каким-то свертком под мышкой. Жориса уселась на стул, а Бота развернул сверток. Жан увидел и вспомнил картину, написанную Эйгером Строкером на берегу реки во время их путешествия из Оранжевой республики в Трансвааль. Жориса тоже узнала эту картину и благодарно взглянула снизу на Луиса Бота.

— Она висела у вас на стене в палатке, когда вы уехали, — сказал тот, — я решил ее сохранить до вашего возвращения. Да, кстати, — добавил он, — вечером в правительственном дворце прием. Вы мои почетные гости.

— Я хотел бы до этого встретиться со своими друзьями, — сказал Жан, — но не знаю, живы ли они, и где их искать?

— Уж не о нас ли вы говорите, капитан? — вдруг позади среди людского гула раздался громкий голос. Жан обернулся. На него смотрел, улыбаясь, Пиит Логаан. Он немного постарел и похудел, но серые глаза горели все тем же внутренним огнем. Рядом с ним стояла достаточно молодая симпатичная женщина и юноша лет пятнадцати, очень похожий на отца. И они тоже улыбались. — Нас послали на розыски, — сказал после крепкого рукопожатия Пиит. — Мы узнали, что вы приезжаете. Наши уже, наверное, скоро соберутся. Приглашаем вас в компанию старых знакомых. Не откажетесь?

— Да как мы можем отказаться! — воскликнул Жан.

— Ну, чувствую, я здесь становлюсь лишним, — усмехнулся в бородку Луис Бота. — Меня ждут государственные заботы. До встречи на приеме, — добавил он, пожал руки мужчинам, а дамам поцеловал и возвратился на трибуну.

Жан послал слугу с чемоданами в гостиницу. Они с трудом пробрались сквозь толпу. Пиит под руку с женой и сыном, вел семью Грандье через широкую площадь прямо к церкви. Церковь с тех пор совсем не изменилась. Только на коньке фасада был установлен позолоченный крест, сиявший в лучах яркого зимнего солнца. Калитка в церковный палисадник осталась приоткрытой, и все дружно пошли по вымощенной плитами тропинке, обсаженной кустами цветущих роз, в глубь сада, где находилась овальная беседка с широкими стеклянными окнами. Дверь в беседку тоже была приоткрыта.

— Проходите, — сказал Логаан, пропуская вперед Жорису с сыном и Жана. Из-за круглого стола, уставленного бутылками и закусками, навстречу с радостными приветствиями поднялись его друзья: Строкер, Шейтоф, Спейч. Здесь оказался даже капрал Гегель, еще более полысевший. Все пришли с женами и детьми. У Строкера это были две взрослые девицы и дородная жена-блондинка. У Шейтофа, наоборот, жена была худая, черноволосая, с тонкими чертами лица. Взрослая дочь — копия музыканта, сын — вылитая мать. Лейтенант Спейч в гражданской одежде сидел рука об руку с молоденькой девицей, которую он представил как невесту. Девица при этом потупила взгляд. Возглавлял праздничный стол одинокий пастор Вейзен. Он вышел навстречу вошедшим и, осенив их крестным знамением, трижды расцеловал в щеки. После взаимных приветствий, рукопожатий и поцелуев все расселись вокруг стола. Пастор Вейзен, прочитав молитву, провозгласил тост за возвращение капитана Сорви-голова и за встречу старых друзей. Все выпили, стали закусывать. Началась застольная беседа. За время их расставания жизнь, естественно, у каждого сложилась по-своему. Логаан, сидевший по правую руку от Жана, вкратце рассказал ему о себе и остальных друзьях и событиях, произошедших с ними, после того, как Жан потерял сознание в поезде. Они все же прорвались через Мозамбикскую границу и сдались португальским властям. Поль, Леон, Жориса со спящим Жаном через три дня уплыли на корабле во Францию. А буров португальцы отправили в специальный лагерь для интернированных неподалеку от Лоренсо-Маркиша, где они и находились до конца войны, целый год. Затем возвратились к родным пепелищам. Страна и в самом деле превратилась в сплошное пепелище. Большинство ферм было сожжено оккупантами. Скот почти весь уничтожен. Тысячи женщин и детей умерли в концлагерях. "Милосердные" победители выдали бурам компенсацию, но это были крохи в пустыне разорения и голода. Затем начались годы навязывания английского языка в обеих республиках. Логаан и его семья, которая, к счастью, выжила в лагере, осталась без средств к существованию. Работать в англоязычной газете он не хотел.