Павел Лагун - Капитан Сорви-голова. Возвращение

— Я напишу о вас книгу, — пообещал Луи Буссенар и не обманул, сдержал свое слово, написав даже две книги: "Ледяной ад" и "Капитан Сорви-голова". Несколько экземпляров с автографом он подарил своему герою и его друзьям, за что Жан ему был очень благодарен. Только через полгода после рождения сына, Жан и Жориса отправились вместе с ним в Женеву, где обосновался вместе с семейством Поль Крюгер — президент уже несуществующей республики Трансвааль. Вожди буров подписали капитуляцию, и Жориса захотела быть рядом с дедом в самые трудные для него дни. Он еще больше постарел и осунулся. Глубже стали морщины на его тяжелом лице, окаймленном редкой седой бородой. Он обнял внучку, и на красных, воспаленных бессонницей глазах выступили две мутноватые слезинки. Жана он узнал почти сразу и тоже обнял как дорогого и близкого ему человека: — Рад вас видеть, мой мальчик, — с трогательной гримасой проговорил Крюгер, — спасибо, что вы не жалели себя в нашем святом деле. Спасибо, что спасли мою внучку. Спасибо за правнука, — и он осторожно поцеловал в щечку маленькое живое существо, которое протянула ему Жориса. Потом та познакомила Жана с родителями и двумя старшими сестрами. Пауль Крюгер умер через два года, отказавшись вернуться в Трансвааль. И еще одного человека они случайно встретили в Женеве. На берегу озера стоял в задумчивости русобородый господин со знакомым обоим супругам лицом. Жан, боясь ошибиться, подошел к нему сбоку. Господин оглянулся. Их глаза встретились. И они узнали друг друга: капитан Сорви-голова и генерал Ковалев. Они дружески обнялись, а затем, проводив Жорису в резиденцию деда, долго сидели в одном из кафе, вспоминая минувшие дни. Ковалев покинул Трансвааль в конце 1901 года. Пробирался тайными тропами, опасаясь засад племени зулусов, служивших англичанам. Он даже лишился пальца в одной из стычек. Приехав во Францию, Ковалев оказался без средств к существованию и, кое-как добравшись до Женевы, хотел попросить помощи у Крюгера, да как-то не решался — самолюбие держало. Случайная встреча с Жаном Грандье устранила эту проблему. Жан выписал на имя Петра Ковалева чек на 500 тысяч франков, что позволяло ему безбедно жить в любой столице мира. Но Ковалев, искренне поблагодарив Жана за дар, решил отправиться на Родину, в Россию.

— Я нужен там, — сказал он, — в России назревают грандиозные события. Страна на пороге революции. — Вы станете революционером? — искренне удивился Жан. — Я еще не решил, — ответил Петр, — но оставаться в стороне не хочу. Я — воин, а воин должен сражаться и погибнуть в бою. Он погиб через три года, отстреливаясь от жандармов на одной из улочек Санкт-Петербурга.

Пожив два месяца в Женеве, Жан с семейством возвратился в Париж, на виллу Кармен и зажил размеренной жизнью рантье и буржуа. Он воспитывал сына и внешне был примерным семьянином: любящим супругом и отцом. Он не чаял души в жене и сыне. Но внутри еще не погас огонек жажды путешествий и приключений. И он спустя пять лет после возвращения во Францию предпринял вместе с Полем и Леоном экспедицию в Индию на поиски золота раджи Бахадур-шаха, по легенде зарытого им в Дели при штурме города англичанами в сентябре 1857 года, во время сипайского восстания. Золота, даже с помощью буссоли Леона, они не нашли, но зато через полгода вернулись к своим женам, полные впечатлений и с индийскими сувенирами. За время этого путешествия воспоминания о Южной Африке стали размываться, но внезапно напомнили о себе зеленым конвертом с приглашением на торжества по случаю провозглашения Южно-Африканского Союза. Приглашение было подписано Луисом Бота. И, хотя Жориса была уже на девятом месяце беременности, она настояла на своей поездке на родину вместе с мужем и сыном. …На вокзале они взяли моторное такси, которые недавно появились в Претории. Цивилизация дошла и сюда. Такси быстро доставило их до Церковной площади. А она уже была запружена моторами, кэбами и конками, из которых выходила празднично разодетая публика, сливающаяся с толпой возле президентского дворца. Под постаментом памятника Крюгеру находилась украшенная цветами и разноцветными лентами трибуна, на которой стояли какие-то люди в котелках и смокингах. Трибуну плотным кольцом окружали полисмены в шлемах. Жан, Жориса, их сын и слуга с чемоданами сумели пробраться в первый ряд прямо перед оцеплением. Жан поднял на руки сына и взглянул на трибуну. Луиса Бота он узнал почти сразу. За девять лет он почти не изменился. Только чуть поседела бородка и усы, и выглядел бывший главнокомандующий в гражданской одежде более солидно. Еще бы, ведь его назначили первым премьер-министром Южно-Африканского Союза. Англичане и буры решили объединиться, чтобы устранить свои разногласия. Не всем бурам, правда, это стало по нраву. Многие не захотели мириться с властью англичан и даже не мыслили ни о каком "братании" со своими злейшими врагами. На трибуне Луис Бота держал речь. Он рассказал о тяжелом и тернистом пути Южной Африки к этому объединению, через войны, лишения и жертвы, которые были не напрасны. Четыре колонии соединились в один союз под эгидой Британской короны, которую здесь представляет генерал-губернатор сэр Альфред Литтельтон (кивок в сторону человека в расшитом галунами мундире. Тот благосклонно раскланялся). Раздались жидкие аплодисменты. — Свобода взойдет над Южной Африкой! — закончил Луис Бота. — Как всходит солнце из утренних облаков, и как она взошла над Соединенными Штатами Америки и тогда она поднимется над всей нашей землей! — Здесь раздались уже дружные и продолжительные аплодисменты. Оркестр, стоящий чуть в стороне, грянул гимн "Правь, Британия!" Англичане сняли шляпы, буры этот жест игнорировали. Луис Бота взглянул вниз с трибуны. Его взгляд встретился с глазами Жана Грандье. Бота его узнал. Это было несомненно. Премьер-министр радостно взмахнул рукой и с неподобающей его статусу поспешностью быстро спустился с трибуны. Проскочил мимо полицейских из оцепления и заключил Жана Грандье в объятия.