Александр Красницкий: Гроза Византии

Весь следующий день проходил он мрачнее осенней темной ночи.

На возвратившуюся дочь он не обращал никакого внимания, как будто ее никогда не существовало для него.

Ирина только и могла, что мельком видеть этого сурового, мрачного человека, которого все вокруг называли ее отцом.

Она боялась его.

На расспросы княгини, что такое с Всеславом, Аскольд отвечал только одно:

— Об Изоке скучает! Он думал, что мы возвратим ему твоего брата.

Но Аскольду и самому становилось жалко своего любимца; они столько лет провели вместе, что сжились невольно, и теперь князь понимал, что никто иной, как он, виновник его тайных страданий.

А Всеслав, между тем, надумал все…

— Княже, долго мы жили с тобой, вместе хлеб-соль водили, — явился он к нему, — но теперь прости: не слуга я тебе больше.

— Как! Что? — встревожился Аскольд.

— Так, ухожу я, прости!

— Куда же ты идешь?

— На все четыре стороны, — уклончиво ответил Всеслав.

В Киев редко приходили вести с великого озера славянского.

Но если бы они приходили чаще, то Аскольд и Дир узнали бы о той тяжелой борьбе, которую пришлось выдержать с ильменскими славянами их бывшему другу Рюрику, ставшему Новгородским князем.

И эта борьба кончилась всецело в пользу единой власти, олицетворенной для разрозненных и враждовавших племен единым князем.

Рюрик, наконец, стал княжить на Ильмене совершенно спокойно.

Около этого времени появился на Ильмене пришелец из земель приднепровских.

Его тотчас же узнали и приняли в княжеских хоромах на Рюриковом городище. Многим он был еще памятен там.

Сам князь тотчас же поспешил принять его к себе.

Да и как было не принять старого товарища — ведь это был Всеслав, разделявший с Рюриком опасности не одного похода.

Но кто более всех обрадован был появлением Всеслава, так это Олег.

Ведь Всеслав явился недаром.

Он принес долгожданную весточку о тех, кого Олег в глубине своей могучей души считал изменниками общему делу.

Никак он не мог забыть того, что объявили они русскому князю, которым они были посланы покорить под его власть земли приднепровские, после того, как уже осели там.

«Ты будешь конунгом на севере, а мы — на юге, — уведомляли ярлы Рюрика. — Друг другу мы не помешаем, если же понадобится тебе наша помощь — можешь на нее рассчитывать; готовы мы вступить с тобой в союз. Изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности, и мы ярлы свободные, ни от кого независимые».

Независимые? Разве он, Олег, зависим от кого-нибудь, кроме уз дружбы? А он все-таки не изменил.

Еще тогда он предлагал Рюрику пойти и наказать виновных, но тот не пустил его.

— Нет, мой брат, у нас и здесь слишком много дел. А Киев, рано или поздно, от нас не уйдет — все равно наш будет, как и вся земля славянская. Ярлы нам же еще услугу делают — к Киеву дорогу прокладывают. Нам после них легче будет пройти, потому что они — такие же варяги, как и мы. Поэтому и оставим их в покое до поры до времени, пусть они там забавляются тем, что новое княжество на юге основали, все равно их княжество к нам перейдет. Да и сами ярлы наши, Аскольд и Дир, совсем не люди ратные. Они к тихой, мирной жизни склонны. Это ты знай!

— Ты прав, мой Рюрик, затаю я до поры до времени думы мои, но потом, знай, буду просить у тебя позволения разделаться с изменниками по-своему, — ответил, однако, Олег.

— Придет время, ты пойдешь на юг.

Увы! Во все времена, пока княжил на Ильмене Рюрик, для Олега было столько дел, что и подумать о новых завоеваниях некогда было, но теперь пришел с Днепра старый товарищ, который рассказывал нечто невероятное об Аскольде и Дире…

Олег отказывался верить, чтобы скандинавские ярлы могли так перемениться, но Всеслав приводил подтверждения, и не верить было нельзя…

Более всего возмутился Олег тем, что Аскольд не сдержал своей клятвы и не обратил в развалины Византию; при рассказе же о тех богатствах, которые скоплены были в Константинополе, глаза норманна загорелись блестящим огоньком…

— Клянусь Одином, — воскликнул он, — лишь только управится с делами Рюрик, мы пойдем, Всеслав, на Днепр, и беда тогда изменникам.

Он несколько раз пытался заговорить с Рюриком о Киеве, но тот на все доводы отвечал только одно:

— Не время еще!

Рюрик полагал, что норманны еще недостаточно укрепились на Ильмене, чтобы начинать новые походы с целью завоеваний.

Всеславу приходилось ждать…