Игорь Срибный - Берендеев лес

А после Рождества вдруг запросился Демьян домой, никаких уговоров не слушая.

- Ты пойми, Степан, - горячился он, - ведь никто в родине моей обо мне ничего не знает. Давно сгинувшим считают. А я ить жив! Как же это можно, чтобы, значить, поминки по мине, по живому справляли?! Не-ет, братушка, пойду я. И не уговаривай…

Видя серьезность намерений Демьяна, который засобирался в дорогу, Степан решил идти с ним, опасаясь, что, обессилев в долгой дороге, не дойдет Демьян до Михайловского.

Благо волк воротился из лесу намедни – сытый, в шерсти лоснящейся да густой – было на кого Никитку оставить.

Вышли по зорьке утренней, закусив плотно на дорогу. Да с собою Степан прихватил два куска мяса, ввечеру сваренного, солюшки крупной и сухарей, что еще из хлебов, отцом Никиты оставленных, насушены впрок были.

После полудня Демьяна шатало уж от устатку, и решил Степан не идти дале, а отдохнуть, в копешку сена зарывшись. Да нетерпеж колотил Демьяна: до Михайловского-то уж с пяток верст оставалось. Съев кус мяса да сухариком его захрустев, стал тормошить он Степана, чтобы идти до села немедля. Но пару верст пройдя, стал замечать Степан, что Демьяну совсем уж худо стало, и, не слушая никаких уговоров евойных, затащил он собрата в стожок, вновь на пути попавшийся.

С солнышком утрешним, верхушки сосен позолотившим, на поле снежное золотыми россыпями брызнувшим щедро, отправилися путники в Михайловское, куполом церквушки обозначившееся в тумане морозном.

Вскорости подошли к дому Демьяна, переполошив родину его нежданным возвращением. И пока супружница и детки с возвращенцем с того свету обнималися, Степан, выспросив дорогу у соседей собравшихся, отправился к дому старосты - Мефодия проведать.

Старец, ничем не выказав радости от встречи со Степаном, лишь головой кивнул, да Фролом занялся, а Микула велел сестрёнке Настёне на стол собрать, гостя с дороги накормить.

Степан вышел на двор, с любопытством крепкое хозяйство старосты осматривая.

Микула, наворачивая на крепкие вилы сено охапками, носил его в хлев, откуда слышалось мычание коров и блеянье овец. От конюшни терпко пахло теплым навозом и стойким духом конского пота. Приютно и покойно было во дворе старосты… Запахи, с мальства знакомые, в детские годы Степана отринули, память всколыхнув босоногую да безмятежную.

Скрипнув дверью, на крыльцо вышла Настёна с глиняной корчагою в руке. Глазами, широко в мир распахнутыми, на Степана зыркнула, к погребу прошла, корчагу в снег поставив, ляду откинула.

- Не упади, краса, там зорька не светит! – окликнул Степан.

- А я сама себе зорька! – засмеялась девица. – Подал бы корчагу.

- Чего мелешь окаянная! - строго прикрикнул Микула. – От же ж, кобылица! Куды б её поскорее сосватать?

- Кабы не прочь отец ваш был, я бы посватался, - сказал Степан.

- Иде ж это видано, чтоб такой парубок, как ты, к девке деревенской сватался?

- Да какой же я такой-то? – удивленно спросил Степан.

- А то я не вижу, что боярского племени ты? Что не простой полесовик, хочь и живешь в скиту отшельническом…

- Э-э, братец ты мой Микула, все мы бояре, коли на коне да с копьем. Дед мой ратаем [7] Рата -пахарь был, как ты, отец ходил простым кметом [8] Кмет - пеший воин в дружине княжьей, я в войске до сотского дослужился. А пока в войске ходил, всех девок пригожих-то и поразобрали, мне ни единой не оставив.

- Дык, я-то что? Я ж говорю – нашим девкам рази сравниться с барышнями белолицыми?

- Да на земле-то, Микул, и красота вся от земли! Дай ты деревенской девке холю малую, наряди покраше - она ить и царевну затмит. Пошто, ты думаешь, в сказках Иваны-дураки на царевнах женятся, а сыны княжьи да цесаревы – на сиротах бедных?

Микула, сдвинув шапку на лоб, озадаченно почесал затылок, и новым поглядом на сестру посмотрел, когда та с корчагою наполненной, потупя взор, мимо них в сени прошмыгнула, щеками алея…

Пообедали, чем Бог послал, и Степан в обратный путь засобирался, чтоб до темна в скит воротиться. Да прибежал за ним младшой сын Демьянов.

- Дяденька Степан! – звонким голоском с порога заорал мальчонка. – Вся наша родина тебя к нам запрошуеть! Велено доставить!

- Ну, рази ж откажешь такому провожатому? – улыбаясь во весь рот, молвил Степан. – Придется идти.

Мефодий, казалось, полностью поглощенный своими думами и ни что вниманья не обращающий, вдруг поднял взор от стола и тихо сказал:

- Ты бы, Микула, отпустил со Степаном Настену-то. Чего она у тебя затворницей днями в горнице сидит? Эдак и состарится в девках-то…