Мишель Зевако: Кровное дело шевалье

Коннетабль сдвинул брови:

— В седло, Франсуа де Монморанси! В седло!

— Отец, умоляю… Дайте мне два часа… нет, час! Я прошу у вас только час отсрочки!

Разгневанный неповиновением сына, коннетабль поднялся с кресла:

— Я не потерплю обсуждения приказа короля и командира!

— Всего один час, отец, и я с радостью отправлюсь навстречу смерти!

Громовым голосом, при звуках которого затрепетали все присутствующие, коннетабль воскликнул:

— Разрази меня гром, если я богохульствую, Франсуа де Монморанси! Но за пять веков истории нашего рода ты первый Монморанси, испугавшийся смерти! Замолчите, не то я отдам приказ о вашем аресте! Не смейте пятнать славное имя, которое вы носите!

Услышав это страшное оскорбление, Франсуа гордо выпрямился и сверкнул глазами. Он немедленно забыл обо всем: о любви, о жене, о семейном счастье.

Его голос прогремел под сводами зала:

— Никто не смеет утверждать, что Монморанси отступил! Отец, я подчиняюсь вашей и королевской воле и уезжаю. Но если я вернусь, господин коннетабль, вы ответите за свои слова. Прощайте!

Твердым шагом Франсуа прошел мимо дворян, потрясенных этой неслыханной дерзостью — отпором, данным могущественному коннетаблю, да к тому же отцу.

Все были уверены, что старый военачальник отдаст приказ об аресте. Но лицо коннетабля неожиданно озарила улыбка, и те, кто стоял неподалеку, услышали его одобрительный возглас:

— Истинный Монморанси!

Через десять минут Франсуа, надев доспехи, спустился на парадный двор. Его лошадь была уже оседлана и в нетерпении грызла удила. Молодой полководец обернулся к пажу:

— Где мой брат Анри? Пусть его позовут!

— Я здесь, Франсуа! — И Анри де Монморанси возник перед ним, освещенный дрожащими отблесками факелов.

Франсуа схватил брата за руку, не замечая, что того трясет словно в лихорадке.

— Анри, скажи, предан ли ты мне? Готов ли ты доказать свою братскую любовь?

— Неужто ты сомневаешься во мне?

— Прости! Я так страдаю! Сейчас ты все поймешь… Я уезжаю, может быть, мне не удастся вернуться. Господи, до чего же тяжело мне покидать этот дом! Слушай внимательно, ибо только от тебя зависит мое окончательное решение. Ты знаешь Жанну, дочь сеньора де Пьенна?

— Да, конечно, — коротко ответил Анри.

— Видишь ли, братец, я давно уже люблю ее! Погоди, не перебивай, дослушай до конца, — продолжал Франсуа, жестом останавливая порывавшегося что-то сказать Анри. — Мы полюбили друг друга полгода назад, а через три месяца стали близки. Она только что обвенчалась со мной!..

Сдавленный стон вырвался из груди Анри.

— Не удивляйся, — возбужденно произнес Франсуа. — У меня мало времени, и я не смогу посвятить тебя во все подробности. Завтра она сама расскажет тебе, как нынче ночью священник в Маржанси обвенчал нас. Но это еще не все. Сейчас, в эти самые минуты, Жанна оплакивает своего отца. Господин де Пьенн скончался! Скончался прямо в церкви! Он умер, и я остался единственным защитником его дочери. Но и это еще не все! Сегодня Маржанси возвращено во владения коннетабля. Понимаешь, Анри, все так ужасно складывается, я уезжаю, а Жанна будет совсем одна, беспомощная, без средств к существованию… Ты слышишь меня?

— Да, слышу, продолжай.

— Я скоро закончу, Анри. Выполнишь ли ты мою просьбу? По7 клянись взять на себя заботу о женщине, которую я люблю всем сердцем и которая носит мое имя. Клянешься?

— Клянусь, — негромко ответил Анри.

— Если я все-таки вернусь с войны живым и невредимым, то Жанна будет ждать меня в доме нашего отца. Обещай мне это! Пока меня нет, ты станешь ее покровителем и заступником. Клянешься?

— Клянусь…

— Ну, а если я погибну, ты все расскажешь господину коннетаблю и уговоришь его выполнить мою последнюю волю: пусть моя часть наследства перейдет к Жанне, это спасет ее от бедности и обеспечит ей достойную жизнь. Клянешься?

— Клянусь! — в третий раз повторил Анри.

— Так помни же, ты поклялся! — и Франсуа порывисто обнял брата.

Потом Франсуа вскочил в седло и занял свое место во главе колонны из двух тысяч всадников. Подняв руку, он крикнул голосом, в котором звенело отчаяние:

— Вперед! Победа или смерть!

В дальних покоях замка седой коннетабль услышал, должно быть, возглас старшего сына…

Господина де Пьенна облачили в лучшие одежды, его руки крестом сложили на груди, на эфесе обнаженной сабли, и небольшая походная кровать с телом покойного была, согласно обычаю, установлена в центре парадного зала. До самого рассвета Жанна молилась возле умершего.