Мишель Зевако: Кровное дело шевалье

— Я заждался тебя, голубка моя!

— О, Франсуа! Любимый…

— Что с тобой, хорошая моя?.. Почему ты так трепещешь?

Стройный молодой красавец снова привлек Жанну к себе. У него было открытое доброе лицо и прямой смелый взгляд, в котором сквозило сдержанное достоинство. Однако имя юного дворянина было Франсуа де Монморанси! Жанна отдала свое сердце старшему сыну коннетабля Анна де Монморанси — и отец ее возлюбленного только что отнял у ее собственного отца последние крохи былого богатства.

Молодые люди, обнявшись, неспешно брели по лугу, пестревшему благоуханными цветами. Но Жанна никак не могла унять дрожь и часто замирала от страха:

— Что это?! Шаги? За нами кто-то шпионит!..

— Да нет, это птица вспорхнула… — нежно успокаивал девушку Франсуа.

— Ах, любимый, я так боюсь…

— Ну что ты, золотая моя… Ведь я с тобой! Три месяца назад — благослови, Бог, тот миг — ты вверила мне свою честь, и теперь я до конца своих дней твой преданный защитник. Что же пугает тебя? Совсем скоро ты станешь моей обожаемой женой, и мы положим конец вражде между нашими семьями!

— Да, возлюбленный мой, конечно. Но даже если судьба не подарит мне больше счастья — она уже все равно подарила мне нашу любовь. Ах, Франсуа, прошу тебя, люби меня! Но я знаю, я чувствую, нас подстерегает беда…

— Жанна, милая, я люблю тебя больше жизни, и — Бог мне свидетель — нет в мире таких препятствий, которых я не преодолею, чтобы жениться на тебе!

Едва прозвучали эти слова, в кустах кто-то тихо засмеялся, однако молодые люди ничего не заметили: они были слишком поглощены друг другом…

— Если же тебя что-то тревожит, — ласково шептал Франсуа, — откройся мне, я же люблю тебя, я твой муж перед Богом…

— Да, да, обязательно, приходи нынче в полночь к домику кормилицы… Я должна сообщить тебе одну очень важную новость…

— Ладно, встретимся в полночь, ангел мой…

— А сейчас тебе нужно идти!

Юноша крепко обнял любимую, и уста их слились в последнем поцелуе. Но вот Франсуа нехотя побрел прочь и вскоре скрылся в лесу, а Жанна, замерев, все смотрела ему вслед…

Но в конце концов, тяжело вздохнув, она повернулась, чтобы тоже отправиться домой, и побелела от ужаса: рядом с собой она увидела молодого мужчину. Ему было лет двадцать, но столь юный возраст никак не вязался со злым, надменным лицом и холодными, безжалостными глазами. Жанна испуганно вскрикнула:

— Господи, Анри! Это вы?!

— Да, это именно я! Мое появление вас, похоже, напугало? Но разве я не могу поболтать с вами так же, как и мой брат?..

Жанна затрепетала, а Анри, усмехнувшись, заявил:

— Вы не хотите разговаривать со мной? Впрочем, ваши желания меня уже не интересуют. Итак, это я, моя дорогая! Я почти все услышал и все увидел! Объятия, поцелуи… Как я страдал из-за вас, Жанна! Ведь, Богом клянусь, я признался вам в любви раньше Франсуа! Так чем же я хуже него?

— Анри, я люблю и уважаю вас, — дрожащим голосом ответила Жанна, — и буду всегда любить как брата… брата того человека, которому я отдала свое сердце… Уверяю вас, я действительно питаю к вам самые теплые чувства… Ведь я не стала ничего рассказывать Франсуа…

— Да вам просто не хотелось волновать его. Нет уж, сообщите ему, что я от вас без ума. Тогда ему придется вызвать меня на дуэль.

— Вы с ума сошли, Анри! Что вы такое говорите! Ведь Франсуа — ваш родной брат!

— Франсуа — мой соперник. Все остальное ерунда. Поразмыслите об этом, дорогая моя.

Анри затрясло от гнева, он едва мог говорить:

— Итак, вы меня отвергли? Да?.. Ах, вы мне не отвечаете? Ну что ж! Скоро вам придется пожалеть о своем решении!

— Боже! В ваших глазах столько ярости! Но умоляю — излейте ее лишь на меня!

Анри дернулся словно от удара.

— Прощайте, Жанна де Пьенн! Очень скоро вы услышите обо мне… — прошипел он.

Ненависть исказила его лицо, и, задрожав, будто раненое животное, молодой человек замотал головой и кинулся в лесную чащу.

— Пусть его ярость изольется лишь на меня, — снова прошептала Жанна, глядя ему вслед.

Но едва она успела это сказать, ее охватило вдруг новое, неведомое чувство, поднимавшееся, казалось, из самого потаенного уголка ее души. Жанна затрепетала, невольно прикрыла руками живот и упала на колени. Застонав от ужаса, она пробормотала:

— Лишь на меня… Но я больше не вправе распоряжаться собой… Ведь крохотное существо во мне тоже живет и хочет жить дальше…

В долину Монморанси пришла тихая безлунная ночь. Часы на колокольне Маржанси неспешно пробили одиннадцать раз.