Кристиан Жак - Пылающий меч

Помощник верховного жреца застыл, не в силах поверить собственным ушам.

— Напиши свое имя на кусочке папируса, — обратилась к помощнику верховного жреца Яххотеп, — и ты, Джехути, тоже напиши свое имя. Я положу ваши имена в святилище богини Мут, которая даст нам знать о своем решении.

Царица вошла в помещение, где жрецы молились богине Исиде, собираясь начать бальзамирование усопшего. Яххотеп тоже помолилась над покойным верховным жрецом. Прочитав священные гимны, она пошла за ответом в храм богини Мут, у статуи которой лежали оба папируса: один почерневший, другой нетронутый. Взяв их, Яххотеп вернулась во двор храма.

Помощник верховного жреца стоял, крепко сжав кулаки. Джехути смотрел отстраненно и спокойно.

— Один папирус богиня Мут спалила небесным огнем, — сказала Яххотеп и бросила почерневший папирус, ставший сразу же горсткой пепла. — Второй остался целым и невредимым.

— Нам должно принять волю незримых, — громко провозгласил помощник верховного жреца, узнав свой папирус в руках Яххотеп.

Царица протянула его помощнику.

Он прочитал громким голосом имя Джехути.

Стройный, высокий, с глубоким и серьезным взглядом наследник престола Яхмос вошел в Карнакский храм. Прежде, чем пройти в святилище сквозь портал из розового гранита, он долго стоял, созерцая строгие прямоугольные столпы, суровый вид которых радовал его сердце. Именно так и человек должен держаться под ударами судьбы. Не меньшее восхищение вызывали в юном наследнике огромные опоры в виде статуй Осириса со сложенными на груди руками: одна сжимала царский жезл, другая — знак жизни.

У ног каждой опоры-статуи стоял жрец Амона.

— Вглядись в них, сын мой, — сказала ему Яххотеп, — и укажи того, кто может исполнять обязанности верховного жреца.

— В чем они состоят?

— Верховный жрец служит незримому. Он ежедневно исполняет священные ритуалы, дабы умилостивить богов и обеспечить их пребывание на земле.

Яхмос внимательно и вопрошающе смотрел в глаза жрецов.

— Я выбираю этого, — уверенно произнес он, не отрывая взгляда от Джехути.

Помощник усопшего верховного жреца склонился в земном поклоне перед Яххотеп.

— Простите мою суетность, госпожа. Я стану слугою Джехути и буду исполнять все, что он мне поручит.

Супруга бога совершила обряд посвящения, вручив Джехути священный жезл и надев ему на средний палец правой руки золотое кольцо. Затем она взяла Яхмоса за руку и повела его в восточную часть храма.

Перед святилищем бога Амона на алтаре лежал сияющий меч, которым сражались Секненра и Камос.

— Двери святилища Амона сами распахнутся в тот день, когда мы навсегда победим гиксосов, — напомнила сыну Яххотеп. — Но прежде прольется немало крови и слез, и этому мечу придется много потрудиться. Ты можешь поднять его, Яхмос?

Наследник приблизился к алтарю, притронулся к рукояти и провел рукой по лезвию.

— Меч Амона слишком тяжел для меня. Но в тот день, когда я смогу его поднять, я смогу и разить этим мечом.

— Тебе десять лет, ты лишился отца и старшего брата. Они погибли, освобождая Египет. Они были мужественны, но путь к победе еще долог. Готов ли ты к борьбе, которая может отнять у тебя жизнь?

— Жизнь раба страшнее смерти.

— Египта не существует без фараона, Яхмос. Боги избрали тебя, сын мой, и ты подтвердил свою избранность. До тех пор, пока ты не сможешь царствовать самостоятельно, я буду тебе помогать.

— Почему ты сама не хочешь стать фараоном, мама? Мне никогда не сравниться с тобой мудростью.

— Когда я исполню свой долг и Египет освободится от чужеземного ига, во главе царства должен встать молодой и могучий фараон, хранитель Маат. Божественная Истина и Закон будут пребывать в твоем сердце.

Яххотеп с сыном подошли к верховному жрецу Джехути.

— Подготовь его к обряду коронации, — приказала она.

В тот самый миг, когда Яххотеп произнесла эти слова, правитель Апопи, отдыхавший в своей опочивальне, скорчился от боли. У него свело ноги, челюсти, перехватило горло, он начал задыхаться.

— На земле не будет другого фараона, кроме меня, — пробормотал он, не сомневаясь, что его бычье упорство преодолеет все.

Схватив кинжал с золотой рукоятью, украшенной серебряным лотосом, он вонзил его бронзовый клинок в пальму, нарисованную на стене художником-критянином.

— Мне, мне принадлежит все!

Правитель распахнул двери и грозно глянул на неподвижно застывших стражей.