Ганс Мейснер - Кто вы, доктор Зорге?

Утром 15 октября Зорге едва успел встать с постели, как в дверь его загородного дома постучали. Открыв дверь, Зорге увидел на пороге полковника Осаки в сопровождении двух агентов. Осаки молча протянул Зорге склеенный из обрывков листок бумаги. Это была та самая записка, которую Зорге выбросил из окна машины по пути к своему загородному дому. В записке на английском языке было написано следующее:

«Японская авианосная группа нанесет удар по военно-морской базе США в Пирл-Харборе, вероятно, на рассвете 6 ноября. Источник надежный. Джо».

Зорге взял со столика рюмку с вином и обратился с комплиментами к своему противнику. Осаки жестом выразил свою признательность. Зорге спокойно шагнул вперед и вышел из дому в сопровождении двух агентов. Осознав опасность, он все же чувствовал, что одержал важную победу. Последнее донесение было отправлено в Москву, хотя нет никаких доказательств того, что русские знали о нападении на Пирл-Харбор заранее или что они передали эту информацию американцам. В докладе американской разведки по делу Зорге об этом ничего не сказано.

В полдень посол Отт получил от военного министра Японии ноту протеста. В ноте японские власти официально уведомляли посла о том, что два немецких подданных, Зорге и Клаузен, арестованы и им предъявлено обвинение в шпионаже. Нота аналогичного содержания была направлена во французское посольство в связи с арестом Вукелича. Французы никак не реагировали на эту ноту, видимо не зная, считать ли Вукелича французским подданным или югославом. Заявление Мияги о том, что он является американским гражданином, не было принято во внимание, и никакой помощи от американского посольства Мияги не получил. Анна Клаузен как белоэмигрантка, естественно, не могла ждать помощи.

Посол Отт и полковник Мейзингер были потрясены арестом Зорге. Прошло почти три месяца, прежде чем они поняли необходимость как-то реабилитировать себя. В противном случае их могли отозвать в Берлин и строго наказать. Отт частным порядком попытался получить от министерства иностранных дел и военного министерства Японии разрешение повидаться с Зорге. Он полагал, что, повидавшись со своим другом, он сумеет восстановить истину и доказать, что все это является ошибкой. Мейзингер попытался применить такую же тактику в отношении полковника Осаки, но и Отт и Мейзингер получили резкий отказ. Им было заявлено, что никому не разрешается встречаться с арестованными до окончания следствия. Пытаясь обезопасить себя, и Отт и Мейзингер послали в Берлин донесение об аресте Зорге, где явно намекали, что не были с ним в близких отношениях. Аналогичное официальное письмо они направили и японским властям.

Японцы, видимо, только посмеивались над всеми этими маневрами немецких официальных лиц. Одна из причин, по которой арестованным ни с кем не разрешалось встречаться, заключается в исключительном умении японцев добиваться признания обвиняемыми своей вины.

Первым начал давать показания Мияги, здоровье которого было сильно подорвано туберкулезом. После двухмесячной психологической атаки он капитулировал. Немалую роль в этом сыграло резкое ухудшение его здоровья. Мияги рассказал о своей роли в группе Зорге. Его показания были использованы в качестве улики против других членов группы. В порыве служебного рвения полковник Осаки приказал арестовать не только тех, о ком упомянул Мияги в своих показаниях, но и всех его друзей и родственников. К маю 1942 года за решеткой оказалось около сотни человек, подозреваемых в содействии группе Зорге.

Макс Клаузен также не выдержал пыток и рассказал о своей первой встрече с Зорге в Китае, о том, как он был направлен на работу в Японию и как он действовал в качестве радиста группы в Токио. Не умолчал Клаузен и о том, как ему удалось провести японцев, меняя местонахождение передатчика, и об идее Зорге с устройством передатчика на рыбацкой шхуне. Когда Осаки услышал об этом, он тотчас же разослал во все уголки страны приказ найти шхуну, однако ни шхуны, ни шкипера отыскать так и не удалось.

Следователей поразили цифры, которые привел Клаузен, говоря о количестве отправленных им донесений. В 1939 году было передано 60 донесений объемом 23 139 групп, в 1940 году — 60 донесений объемом 29 179 групп, а в 1941 году Клаузен, охладевший к работе, передал только 21 донесение. Зато сам Зорге передал в 1941 году огромное количество донесений, объем которых исчислялся в 40000 групп. Контрразведка сумела перехватить только небольшую часть передач, которая не давала ни малейшего представления о действительном объеме информации, отправленной Зорге в Россию. Даже у контрразведчиков это не могло не вызвать чувства уважения к группе Зорге.