Валерио Манфреди - Александр Македонский. Пределы мира

— Не нужно врачей. Лучше пришлите мне кипрского вина, и все пройдет.

— Не паясничай, — осадил его Александр. — Делай, что скажет врач.

Спешно явившийся Главк обнажил грудь больного и прослушал его.

— Интересно, почему у врачей всегда такие холодные уши, прямо лед! — воскликнул Гефестион.

— Если хочешь врача с теплыми ушами, достаточно только позвать, — пошутил Евмен. — Твой друг — владыка мира и найдет все, чего пожелаешь.

Главк начал щупать надутый и твердый живот пациента.

— По-моему, ты заболел оттого, что съел какую-то дрянь. Я пропишу тебе слабительное, а потом тебе придется поголодать по меньшей мере три дня и пить только воду.

— Ты уверен, что это хорошее средство? — спросил Александр.

— Думаю, Филипп прописал бы то же самое. Если бы он был не так далеко, я бы послал гонца проконсультироваться с ним, но думаю, дело того не стоит. Подобная болезнь должна пройти скорее, чем гонец доберется до Суз.

— Тем лучше. И все же не спускай с него глаз. Гефестион — мой самый дорогой друг.

При этих словах взгляд царя упал на украшение, висевшее на шее у Гефестиона, — это был оправленный в золото молочный резец, зуб Александра. А сам царь носил при себе детский зуб Гефестиона — первый залог дружбы, которым они обменялись давным-давно.

— Не бойся, государь, — ответил врач. — Мы поставим Гефестиона на ноги в кратчайший срок.

Александр вышел, а врач скорее дал пациенту слабительного и предписал диету.

— Через три дня, если станет лучше, можешь выпить немного куриного бульона.

И действительно, через три дня Гефестиону полегчало: лихорадка спала, хотя и оставалась еще довольно сильной, и живот уже не так пучило. В этот день были назначены гонки квадриг, и Главк, страстный любитель лошадей, зайдя проведать пациента и увидев, что ему лучше, попросил разрешения отлучиться на несколько часов:

— Сегодня гонки, на которые мне очень хотелось бы посмотреть. Я бы пошел туда, если у тебя нет никаких возражений.

— Конечно нет, — ответил Гефестион. — Иди спокойно, развлекись.

— Можно не волноваться? Ты будешь осмотрителен?

— Можешь быть совершенно спокоен, ятре. После того, что я перенес за последние десять лет, какая-то лихорадка мне не страшна.

— Во всяком случае, до вечера я вернусь.

Главк вышел, а Гефестион, не в силах больше терпеть голодания и слабительных, позвал слугу и велел приготовить пару жареных цыплят и подать к ним ледяного вина.

— Но, господин… — попытался возразить слуга.

— Ты послушаешь меня или велеть тебя высечь? — заорал на него Гефестион.

Перепуганный слуга сдался: приготовил цыплят и сходил за вином, хранившимся в погребе в снегу. Гефестион жадно набросился на мясо и выпил пол-амфоры ледяного вина.

К вечеру Главк вернулся в превосходном настроении и вошел в спальню пациента.

— Как тут наш доблестный воин? — спросил врач, но тут его взгляд упал на цыплячьи кости, а потом на валявшуюся в углу пустую амфору, и он побледнел.

Главк медленно повернул голову к постели: Гефестион даже не смог добраться до нее. Он лежал навзничь на полу. Мертвый.

Об этом немедленно доложили Александру, и царь поспешил в дом друга в слабой надежде, что это какое-то недоразумение. Когда он вошел, там уже находились Евмен, Птолемей, Селевк и Пердикка, и по их лицам и взглядам стало ясно, что никакой надежды нет.

Его друг лежал на постели, причесанный, побритый и переодетый в чистые одежды. Александр бросился на его тело и громко, безутешно зарыдал. А потом сел в угол, обхватив голову руками и молча проливая слезы. Так он сидел всю ночь и весь следующий день. До дежуривших у двери друзей то и дело доносились его стенания и всхлипывания.

На закате следующего дня они решили войти.

— Выйди, — сказал Александру Птолемей. — Выйди отсюда. Мы уже ничем не можем ему помочь, только приготовить к погребению.

— Нет, оставьте меня, я не могу покинуть его. Мой бедный друг! — зарыдал Александр, охваченный отчаянием.

Но товарищи вывели его силой, подняли, как груз, и вынесли прочь, чтобы дать египетским бальзамировщикам подготовить тело должным образом.

— Это моя, моя вина, — стонал Александр. — Если бы я не оставил Филиппа в Сузах, он бы его спас и Гефестион был бы сейчас жив.

— К сожалению, все дело в простой небрежности, — сказал Селевк. — Врач оставил его одного, чтобы пойти на бега, и…

— Что ты говоришь? — вскричал Александр с исказившимся лицом.