Бернард Корнуэлл - Месть Шарпа

— Как думаешь, поверил он мне?

Отец Липпи неопределённо наморщил лоб. Кардинал скривился:

— Хорошо, спрошу по-другому. Ты веришь в рассказки французика?

— Не особенно, Ваше Высокопреосвященство.

— Ты не безнадёжен. Что посоветуешь?

Отец Липпи, давно смирившийся с ролью оселка, на котором кардинал оттачивает остроту своего ума, осторожно произнёс:

— Граф Понятовский щедро жертвует в казну Вашего Высокопреосвященства.

— И?

— По моему скромному разумению, графа надо предупредить. А он в долгу не останется.

Кардинал довольно хохотнул:

— Ах, отец Липпи, отец Липпи… Мать наша — святая церковь не просуществовала бы восемнадцать столетий, мысля так прямолинейно. Положим, генерал Кальве наткнётся на англичан. Что он сделает?

— Передаст их нам?

— Ха! — победно фыркнул кардинал и свысока объяснил, — Генерал — солдафон, а не словоблуд. Таких дуболомов посылают не сюсюкать. Англичан (буде они существуют) генерал постарается захватить сам, дабы выпытать у них сведения о местопребывании майора Дюко. Положим, захватит. Положим, выпытает. Нам он их передавать не будет. Первым делом он нападёт на виллу, ведь его хозяину позарез нужен заветный сундучок. И что тогда?

— Кровопролитие?

— Ещё и какое! И тогда нам черёд действовать. Напав на «графа», Кальве становится преступником. Если ему удаётся прикончить «Понятовского», мы, как блюстители порядка, арестовываем преступников. Содержимое сундука отходит матери-церкви на помин души покойного. Если же «граф» отбивает атаку Кальве, мы арестовываем оставшихся в живых негодяев, и нам в этом случае обеспечена та самая благодарность, о которой ты говорил. При любом исходе церковь не будет внакладе.

Под «церковью» скромный священнослужитель, конечно же, имел в виду себя.

Липпи восхищённо прищёлкнул языком:

— А англичане?

— А что нам англичане? Пусть Кальве их найдёт первым, и мы ему в этом всемерно поможем.

Если власти Неаполя сами покусятся на посланцев Лондона, вони не оберёшься. Кардинал растянул губы:

— Кальве управится с англичанами, А мы — с Кальве.

Политика, думал кардинал, штука несложная для того, кто не верит никому до конца, тщательно процеживает информацию, держит сокровищницу полной и умеет заставить других таскать для себя каштаны из огня. Пыхтя, Его Высокопреосвященство сполз с кресла и вперевалку отправился ужинать.

Два дня потратил Фредериксон, чтобы выяснить, что Вилла Лупиджи находится не в окрестностях Неаполя. Ещё день ушёл на то, чтобы отыскать возчика, который за последние крохи запасённых Харпером денег указал направление и растолковал дорогу. До виллы был день пути на север по-над морем.

— Охраняется, наверно. — предположил Шарп.

— Какой глубокомысленный вывод! — резко заметил Красавчик Вильям.

— Идти, пожалуй, лучше ночью. — Шарп старался не обращать внимания на дурное расположение духа капитана.

— Когда выдвинемся? — Харпера напряжённость, возникшая между друзьями, выводила из себя, и он прикладывал все силы, чтобы разрядить обстановку.

— Выдвинемся, как стемнеет. — решил Шарп, — У виллы будем на рассвете, день понаблюдаем, ночью нападём. Вы не возражаете, Вильям?

— С чего бы мне возражать?

Когда они покинули постоялый двор, солнце уже скрылось за горизонтом. Неряшливо одетые стражники на городской заставе не обратили на путников никакого внимания. Задымленный вонючий город остался далеко позади, и лишь тогда у Шарпа отлегло от сердца. Было приятно чувствовать под ногами дорогу и знать, что в конце её ожидает простая солдатская работа. То, что можно сделать быстро и жёстко. На войне всё было просто, сложности принёс мир. С поимкой Дюко закончится ясность, и снова начнутся сложности. Джейн и Люсиль. Имена их отдавались в мозгу Шарпа в такт шагам. Хочет ли его возвращения Джейн? Какую из них он хочет сам? Вопросы теснились в шарповой голове, и ни на один из них у него не было ответа.

Ночь выдалась тёплая и безветренная. Луна взошла над Везувием и брезгливо убралась от его дыма к морю. Дорога светлой лентой пролегла меж чёрных полей. Где-то в стороне глухо вздыхал прибой. Сова ухнула, пролетая над троицей стрелков, и Харпер перекрестился. Сова — птица смерти.

Около одиннадцати друзья сошли с дороги и расположились в рощице падубов. Там они содрали с себя штатские тряпки и облачились в зелёные мундиры. Не рано ли, думал Шарп, до виллы ещё шагать и шагать. Впрочем, сомнения развеялись, стоило стрелку почувствовать на боку тяжесть палаша.