Бернард Корнуэлл - Месть Шарпа

— Забота о здоровье, Ваше Высокопреосвященство… Забота о здоровье.

— У вас чахотка, сын мой?

— Слабые лёгкие, Ваше Высокопреосвященство. Опасаюсь, что холодный климат плохо скажется на моём самочувствии.

Кардинал сильно подозревал, что самочувствию просителя угрожает не столько холодный климат, сколько пули роялистов.

— Город, сын мой, вам едва ли подойдёт. В Неаполе слишком много дыма.

— Я надеялся, Ваше Высокопреосвященство, поселиться за городом, на холме, обдуваемом морскими ветрами.

Откуда будут хорошо просматриваться подступы, не давая возможности врагам подкрасться незамеченными, домыслил кардинал. Ясно, почему «граф Понятовский» не поскупился расстаться с крупным сапфиром, добиваясь аудиенции. Его Высокопреосвященство поёрзал на сиденье:

— Мой дорогой граф, по опыту я знаю, что для больных, подобных вам, лучшее лекарство — покой.

— Как тонко вы, Ваше Высокопреосвященство, угадали мои душевные устремления.

— Его Величество, — кардинал впервые с начала разговора обозначил наличие в Неаполе власти высшей, чем его собственная, — прикладывает все усилия, чтобы обеспечить покой своих подданных, ибо их трудами полнится казна.

Намёк был прозрачен. Дюко полез в карман, бормоча:

— Несомненно, в этом Его Величеству помогают мудрые советы Вашего Высокопреосвященства.

Краденое золото Дюко ещё в Бордо обменял на бриллианты, рубины, сапфиры и жемчуг. Камни достались ему дёшево. Война подорвала торговлю, и ювелиры были рады избавиться от лежащего мёртвым грузом товара по бросовым ценам. Высыпав на ладонь несколько драгоценных камней, майор почтительно начал:

— Э-э, Ваше Высокопреосвященство…

— Смелее, сын мой.

— Видите ли, я от всего сердца желал бы обосноваться в вашем прекрасном королевстве. Не будучи его подданным, я, тем не менее, считаю своим долгом внести скромную лепту в его благосостояние и прошу в том содействия Вашего Высокопреосвященства.

Камни, вложенные в будто невзначай раскрытую на подлокотнике руку, исчезли в складках алого облачения.

— Моя святая обязанность, дорогой граф, как слуги нашей матери-Церкви, помогать снедаемым хворями детям ея. Вы всегда найдёте в моём лице не только пастыря, но ещё и верного друга.

Верного и очень дорого обходящегося друга, кисло подумал Дюко.

— Вам нужен дом, — продолжал кардинал, — вдали от мирской суеты и докучливых визитёров?

— Да, Ваше Высокопреосвященство.

— У меня есть на примете подходящее местечко. Усадьба, принадлежащая моему роду несколько веков. Живописный уголок. То, что вы ищете. — кардинал сладко улыбнулся.

Ох, и выжига, хмыкнул про себя Дюко. Мало ему взятки, хочет выжать досуха, сдав по грабительской цене руины, которые, наверно, ещё и приводить в божеский вид придётся за собственный счёт! Однако, учитывая, что именно кардинал, а не король, на деле правит Неаполем… Дюко отвесил толстяку низкий поклон:

— Доброта Вашего Высокопреосвященства может сравниться лишь с мудростью.

— Усадьба просторна. — хитро прищурился кардинал, — В ней хватит места и самому больному и его сиделкам, которых, помнится мне, семеро. Все с усами и вооружены до зубов.

Майор развёл руки в демонстративном раскаянии:

— Такие времена, Ваше Высокопреосвященство. Дороги небезопасны. Не будет ли дерзостью с моей стороны предложить плату за постой вперёд?

— Что вы, что вы, граф! — запротестовал толстяк, но горсть золотых франков исчезла так же быстро, как до того драгоценности.

Пусть не граф, пусть не Понятовский, французик щедро платил, и только это имело значение. У кардинала очень уж велики были расходы на поддержание привычного образа жизни.

Следующим утром мрачный падре с огромным горбатым носом проводил «графа» и его людей на север, к построенной на голой скале у моря Вилле Лупиджи.

Усадьба находилась в крайне плачевном состоянии. Впрочем, «графа» это мало трогало. Он не собирался здесь жить, он собирался переждать здесь, пока во Франции утихнут страсти вокруг пропавшего золота императора. Зато с вершины утёса, на котором стояла Вилла Лупиджи, далеко просматривались окрестности, и Дюко прочувствованно выразил восхищение дивной панорамой носачу в сутане.

Найдя убежище и могущественного покровителя, майор Дюко впервые с той минуты, когда застрелил полковника Мелло, вздохнул спокойно.

Скрепя сердце, Шарп согласился отпустить Фредериксона на разведку в Кан. Только в городе можно было, не вызывая подозрений, выяснить, где находится шато Лассан.