Дмитрий Хван: Хозяин Амура

Ангарцам было дано три дня на отдых, после чего их ждал путь к восточному побережью Ютландии — полуострову материковой Европы. Крепость Колдинга была одной из немногих, что еще не сдалась шведским войскам фельдмаршала Леннарта Торстенсона.

За время, прошедшее после перехода кораблей из Архангельска и прибытия их в столицу Дании, Ринат не проронил ни одной шутки, не хохмил и ни разу не сделал язвительного замечания кому-либо. Больше молчал, подолгу уходя в собственные мысли. Прежнего Саляева будто и не было больше, казалось, его подменили. Но никто его не спрашивал о столь разительной перемене, остальные ангарцы также были подавлены случившимся.

Дело в том, что из четырех купеческих судов, снявшихся с якоря в столице Беломорья, в гавань датской столицы прибыло лишь три. Да и то третий пришел лишь спустя двое суток после того, как разгрузились первые. «Хуртиг» так и не появился в водах датских проливов. Вместе с ним пропали семь десятков стрелков и офицеров, в том числе и капитан Василий Новиков. Снова и снова, закрывая глаза, Ринат вспоминал тот проклятый день. Тогда командир батальона «Дания», укутанный в шинель, как обычно, находился на палубе. Выйдя подышать свежим воздухом после обеда, он обратил внимание на озабоченно посматривающих на небо матросов, на волнение моря да на крепнувший ветер. Уже тогда датчане забегали по палубе, быстро и ловко исполняя команды боцмана. Лающим голосом он умело направлял каждого матроса к делу. Он же, заметив ангарца, подослал к нему матроса, дабы тот проводил Рината к его каюте. Однако майор направился к своим людям, размещенным в трюме, справедливо полагая, что ему следует быть сейчас с ними. Стрелки уже почувствовали большую, чем обычно, качку и, волнуясь, переговаривались между собой. Начальник отряда попытался тут же их успокоить, говоря о том, что матросы на корабле опытные и ничего страшного не произойдет. И сразу же память выдала родной «Оленегорский горняк». На этом БДК польского производства качало дай боже, но ни у кого из команды и в мыслях не было, что он может пойти на дно. Тут же корабли были весьма ненадежны, и Саляева в тот миг начала холодком свербить неприятная мысль: «А что, если?..» — причем отогнать ее не удавалось.

Вечером на море властвовал жесточайший осенний шторм. Корабли, словно игрушечные, мотало в бушующей черной воде, поднимая на гребне волны и резко кидая вниз. Обшивка «Абсалона» стонала и скрипела на разные лады. Люди сидели в трюме в полной темноте — горевшие фонари были сразу же потушены во избежание пожара. Снаружи неистовствовал дикий рев моря и оглушительный свист ветра. Вечер превратился в ночь — море объяла темнота. Мир, казалось, сошел с ума, и все в нем перемешалось. Часто разрывающие черноту небосклона сполохи молний на миг являли грандиозную картину разгула стихии. Хорошо, что ангарцы не видели оного! Туземные стрелки уже были на грани нервного срыва — темнота и духота закрытого помещения, резкий запах рвотных масс и сильнейшее волнение могли сломать кого угодно. Русичи пока держались — многие громко молились, сохраняя стойкость духа. А вот тунгусов и бурят, не привыкших к морским переходам, яростный ор природы сводил с ума. Несколько человек из них уже валялись без чувств, многие были близки к этому.

«Господи Боже! Спаси нас, грешных! Прости за то, что не обращался к Тебе до этого дня, за то, что поминал Имя Твое всуе! Если выживу, обещаю, стану в церковь ходить!» — эти слова Ринат, дитя социализма, родившийся в комсомольской семье и слышавший молитвы лишь от верующей бабушки-кряшенки, прежде никогда не говорил, а сейчас они шли из самого сердца, невольно.

Потом наступила полная тишина и спокойствие. Проснулся Ринат оттого, что у него сильно болел бок. Оказалось, что он лежал на мешках с одеждой, а левый бок его уперся в угол ящика с патронами для винтовок. Словно пьяный, он неловко поднялся и, хватаясь за все подряд, наощупь побрел к лестнице, ведущей на палубу. Яркий свет ослепил его, майор тут же прикрыл глаза и все же вышел на палубу и привалился у дверцы к груде какого-то хлама. Он с жадностью втягивал прохладный воздух. Легкие освобождались от прелости трюмного духана.

Вскоре в дверном проеме появились и другие ангарцы. Два сержанта шумно задышали рядом, щурясь и потирая лица ладонями. Ринат обернулся:

— Илья, Влад! Поднимайте людей наверх, живо!

Оба парня тут же скрылись, спеша выполнить приказ. А датчане тем временем начали приводить свой сильно потрепанный корабль в порядок. Многое было поломано, вырвано или утащено волнами за борт. Шесть тяжеленных пушек, стоявших на верхней палубе, как и не бывало, борт кое-где проломан.