Олександр Скрипник - За золотом Нестора Махна

Данилова увели. Из всех заданных вопросов я делаю вывод, что они не имеют никаких данных. Может лишь слыхали, что я был в России и теперь хотят у меня вытянуть что-либо силой. Следователь раскрывает досар (дело), пробегает глазами по страницам. Потом обращается ко мне:

— Так, значит, ты ничего не помнишь. Я тебе немного помогу. Скажи, где ты был в 1924 году?

— Я был в Плоештах и работал каменщиком у мастера Вала Юнел.

— А ты Запорожченко знал?

— Я знал сотника Запорожченко, который был комендантом украинских эмигрантов в лагере.

— Когда ты виделся с ним?

— Я видел его в лагере, а в 1923 году я выехал из лагеря на работу и больше его не видел.

— А Шанкалу ты знаешь?

— Такого не знаю.

— А Бойченко?

— Бойченко я знал, он работал со мной в Плоештах.

— Зачем ты был с ним в Яссах в 1924 году и что ты там делал?

— В Яссах я никогда не был.

Он стал рыться в досаре. Передо мной мелькнуло все прошлое. Припоминаю наш отъезд с Запорожченко. Теперь стало ясно, что они об этом знают. Только не могу понять, почему они все это связали с Геродотом.

— А в 1926 году где ты был? — продолжает допрос следователь.

— Работал на нефтяных вышках.

— А в Бухарест приезжал?

— Нет.

— Ты врешь и не хочешь сознаться. Я уже помог тебе кое-что припомнить, а ты все скрываешь.

— Я говорил всю правду и ничего не скрывал.

— Врешь, подлец, ты сейчас мне признаешься во всем.

Нажимает на кнопку. Приходят уже знакомые мне агенты. Он обращается ко мне:

— Ты знаешь, для чего я позвал этих людей. Если не хочешь быть битым, то скажи правду сейчас.

— Я сказал всю правду, а больше ничего не знаю, — говорю.

Он покраснел весь и с яростью бросился на меня, стал бить меня по лицу, приговаривая:

— Ты скажешь правду или я тебя убью.

— Что я могу сказать, когда я ничего не знаю.

Он приказывает агентам, чтобы привязали меня к скамейке. Меня берут, ложат на скамейку вниз лицом, руки связывают под скамейкой, привязывают ноги и снимают туфли.

— Ну, что, скажешь правду? — спрашивает.

Я твердо стою на своем: ничего не знаю. Затем чувствую на спине как ожог от горячего железа. Все больше и больше. Задыхаюсь. Нет сил терпеть. Следователь спрашивает:

— Скажешь правду?

С плачем и криком умоляю, что меня бьют даром, что я ничего не знаю. Ударов уже не чувствую. Чувствую только, что мне не хватает воздуха и ужасную боль в голове. Мысли переплетаются. Вспоминаю и Фомку с письмом, и Геродота, и Я. Н., и Пискарева, и следователя. И всех хочется призвать на помощь, чтобы вырваться из этого кошмара. Прихожу в себя. Сижу на скамейке. Как сквозь туман вижу за одним столом следователя, за другим — секретаря. Больше в кабинете нет никого. Чувствую тяжесть в голове и во всем теле. Стараюсь вспомнить, что я говорил, но ничего не помню.

— Обуйся, — слышу голос следователя.

Я вздрогнул. Сразу почувствовал жгучую боль во всем теле. Кажется, что кожа как какая-то твердая скорлупа. Хочу встать, но не могу. Чувствую, как-будто в подошвах тысячи иголок. Бессильно обратно опускаюсь на скамейку.

— Не притворяйся, обувайся, — слышу голос.

— Я не могу, у меня нет сил.

— Видим. А если бы ты признался, то тебя бы никто не бил.

Он хотел еще что-то сказать, но в это время вошел какой-то мужчина. Видно, что они хорошие друзья.

— Извини меня, Жоржик, — измерил он меня взглядом, — вижу, ты все возишься со своим клиентом. Если можешь, выйди на минутку, я хочу тебе кое-что сказать.

Следователь закрывает досар, и они вместе выходят из кабинета. В это время ветер ворвался в открытое окно и распахнул лежащее на столе дело. Несколько исписанных листов бумаги упали на пол передо мной. Другие в беспорядке остались лежать на столе. Секретарь быстро вскакивает из-за стола и подбирает листы бумаги, приводя их в порядок. Но я успеваю заметить лист, напечатанный на машинке на украинском языке. Сразу узнаю копию с письма Геродота, которое я отправил с Фомой. Также узнаю по почерку два-три письма, написанные Л. Н. Больше не могу ничего разглядеть. Секретарь поспешил сложить все в досар и закрыл окно.

Мне стало ясно, что отказываться бесполезно, нужно что-нибудь говорить, но что, никак не могу придумать. Решаю еще посмотреть, что будут спрашивать. Через несколько минут входит следователь. Обращается к секретарю:

— Вы этого индивида отведите вниз, а если меня кто-то будет спрашивать, скажите, что я буду через полчаса.

Сам берет досар и закрывает его в столике. Секретарь обращается ко мне: