Олександр Скрипник - За золотом Нестора Махна

Получив такую свободу, в голову приходит мысль о побеге. Рассматриваю двор, отыскивая удобное место. Говорят, что из этой тюрьмы многие бежали — то в одном, то в другом месте. Но теперь там поставлены часовые. Рассказывают, что в 1926 году здесь тоже за шпионаж сидели многие русские офицеры, и 3 или 4 человека убежали через окно в бане, перерезав решетку. В 1924–1925 годах через ограду возле бани несколько человек убежали днем. Многие убежали за воротами уже при мне. Но для работы за воротами тех, у кого большие сроки, а тем более подследственных, не пускали.

Мысль о побеге не покидает меня, даже приходит во сне. В начале февраля отыскиваю очень удобное место, нужно только пробить стену. Но мне не в чем выйти на холод. Ищу товарища для этого дела. Вскоре нахожу. Это дезертир Капацина Дмитрий, осужденный на три года за воровство. Он взломщик. Я с ним еще раньше подружился. И вот он как-то сам признается, что хочет бежать. Я долго не соглашался, изучая его, не хочет ли он подстроить так, чтобы меня пристрелили при попытке к бегству. Но вскоре я убедился, что он не из таких. Да и если пристрелят, думаю про себя, то больше хоть не буду переносить таких мук, какие я терпел от холода.

Я ему объяснил свой план. В столовой есть угловая стена всего в полтора кирпича, возле нее стоит рундук. В нем нужно сломать заднюю часть и затем уже пробить стенку. Он воспринимает все это с одобрением.

Достаем долото у одного плотника, который работал в мастерской за воротами, стачиваем его о камень, чтобы не было узнаваемо, и приступаем к работе. Работаем два дня посменно. И вот все почти готово. Осталось вынуть 5–6 кирпичей и можно свободно пролезть. Я работал последний и уже хотел вылазить, но вдруг появился цыган-дезертир, который захотел спрятать в рундук дрова, украденные в прачечной. Хотя мой коллега и намеревался его не допустить, он он все же успел немного приоткрыть дверцы. Конечно, он заметил, что кто-то сидит внутри.

На следующий день мы ожидаем шухера, но с утра все спокойно. Собираемся после обеда продолжить работу. Но неожиданно в обед в столовую приходит комендант со всеми рядовыми сотрудниками администрации и делают осмотр. Я посматриваю на своего коллегу, он бледный как стена. У него в кармане долото, он растерялся и не знает, что делать. В это время собралась толпа зевак. Я незаметно подзываю его, и мы идем в клозет, там он выбросил долото и успокоился. Он рад, что еще не успел залезть в рундук. Везде делают обыски, но ничего подозрительного не находят.

Часов в девять вечера меня вызывают в канцелярию. Вхожу. Спрашивают, не знаю ли я, кто это сделал. Я отвечаю отрицательно. Вводят цыгана. Спрашивают:

— Ты его видел в рундуке?

— Да, это был он, я узнал его по брюкам.

— Ты врешь, — взрываюсь я, — как тебе не стыдно.

Но он настаивает, что видел меня. Я бросаюсь на него и плюю ему в глаза. Тут на меня обрушилась целая свора охранников. Меня избили дубовыми палками, и я очнулся в карцере. Здесь можно было только стоять. Попробовал подняться, но ни руки, ни ноги не слушаются. Ужасная боль во всем теле и в голове, муки невыносимые. Наступает утро. Открывается дверь. Слышу голос:

— Выходи.

Опираясь на стенку, я безжизненно смотрю вниз. Меня хватают два солдата за руки и вытаскивают в зал. Плутонер спрашивает:

— Так ты хотел, чтобы я за твой шпионаж сидел в тюрьме? А ты знаешь, что у меня дети? Ты хотел осиротить моих детей?

В руках у него и еще у троих палки. Спрашивает, кто еще был со мной. Я отвечаю, что я не был там и не знаю, кто это сделал. Снова градом посыпались удары. Бьют по спине, по рукам, по ногам. Затем меня обратно бросили в карцер как падаль. Я бессильно повис между стенками карцера и дрожу от лихорадки. Через некоторое время приходит помощник коменданта, открывает карцер. Требует, чтобы я выходил. Стою, не подымая на него глаза. Он спрашивает, не болен ли я. Я молчу и не могу ничего сказать, язык как-будто прирос и не двигается. Он ничего мне не сказал, закрыл карцер и ушел. Через несколько минут приходит с медиком. Тот пощупал пульс и сейчас же приказал, чтобы меня отправили в тюремный околоток.

Лежу в околотке 26 суток. Первые пять дней отхаркивал кровью, потом лишь изредка. Кроме того, что болят руки, ноги и все тело, сильную боль чувствую внутри. Питаюсь порцией наказанного — четверть буханки хлеба и вода. Но меня поддерживали другие, а больше всего мой товарищ. Он приносил и кое-какие медикаменты. В начале марта вызывают в трибунал. Встречаюсь с уже знакомым мне чучелом.