Саймон Скэрроу - Пророчество орла

— Гектор!

Над бортом торгового судна поднялась седеющая голова могучего моряка.

— Да, командир?

— Приготовься поджечь судно. Но после того, как заберешь лучших пленников. Отведи их на свою посудину, а остальных прикончи. Только пусть этот самонадеянный римский хлыщ умрет последним: хочу, чтобы он малость попотел от страха перед тем, как ты с ним разделаешься.

Гектор осклабился и пропал из виду. Вскоре после этого послышался треск: пираты выламывали доски и складывали в трюме ограбленного судна костер. Капитан снова обратил внимание на сундучок: присел на корточки и присмотрелся, любуясь вблизи чудесной работой. Его пальцы мягко скользили по блестящей поверхности, чуть приподнимаясь над золотыми скрепами и ониксовыми вставками. Телемах снова покачал головой:

— Надо же, свитки…

Действуя обеими руками, капитан осторожно поднял крышку, чуть помедлил, а потом осторожно извлек один из свитков. Тот оказался гораздо тяжелее, чем выглядел со стороны, и Телемах даже подумал, уж не спрятано ли внутри золото, а когда, взявшись пальцами за шнур, поднес свиток поближе, чтобы проверить свою догадку, вдруг ощутил исходящий изнутри тонкий лимонный запах. Узел развязался почти без усилия, и он, отбросив шнур в сторону и, держа за край пергамента одной рукой, другой развернул свиток, открыв первые страницы текста.

Письмена были греческие, явно очень старые, но вполне читаемые, и Телемах погрузился в чтение, пробегая взглядом по каждой строчке. Правда, первыми его ощущениями были смущение и раздражение.

Неожиданно с палубы захваченного судна раздался крик ужаса, быстро оборвавшийся. Последовала короткая пауза, потом новый крик, а за ним мольба о пощаде, тоже оборвавшаяся на полуслове. Капитан ухмыльнулся — какая уж там пощада? Он знал своего подручного, Гектора, достаточно хорошо и понимал, что тот получает удовольствие, убивая других людей, а причинять боль умеет даже лучше, чем командовать маневренной пиратской посудиной с самой кровожадной командой, какую только можно представить. Капитан вернулся к чтению, больше не обращая внимания на то и дело оглашавшие воздух крики.

Спустя несколько мгновений он обнаружил фразу, которая многое для него прояснила: накатило внезапное осознание того, что он держит в руках. Теперь он знал, где и кем это было написано, и главное, представлял себе, сколько эти письмена могут стоить. Но тут же до него дошло и другое: чтобы получить за это сокровище правильную цену, нужно найти подход к правильному покупателю.

Он бросил свиток обратно в сундучок, вскочил и закричал:

— Гектор! Гектор!

Над бортом захваченного судна снова поднялась седеющая голова. Гектор положил на бортовое ограждение руки, в одной из которых держал длинный, кривой кинжал. В разделявшую корабли воду с клинка капала кровь.

— Этот римлянин… — заговорил Телемах. — Ты его еще не прикончил?

— Нет. Оставил напоследок. А что — хочешь посмотреть?

Гектор ухмыльнулся.

— Нет. Он мне нужен живым.

— Живым? — Гектор нахмурился. — Он неженка, для нашего дела не годится. От таких, на хрен, вообще никакой пользы.

— Нет, приятель, польза от него будет, да еще какая! Он поможет нам сделаться богаче Крёза! Тащи его сюда, живо!

Спустя несколько мгновений римлянин уже стоял на коленях у мачты. Тяжело дыша, он смотрел на пиратского капитана и его кровожадного помощника, однако, как заметил Телемах, даже сейчас в его взгляде чувствовался вызов. Он был римлянином до мозга костей, и скрывавшееся за холодной маской презрение пересиливало даже ужас, который тот не мог не испытывать в ожидании смерти.

Капитан постучал носком сапога по сундучку.

— Я все знаю про эти свитки. Знаю, что они собой представляют. И догадываюсь, где ты их взял.

— Вот и догадывайся. — Римлянин плюнул на палубу у ног капитана. — Я тебе ничего не скажу.

Гектор поднял кинжал и злобно зарычал:

— Эй, ты…

— Оставь его! — рявкнул капитан, выбросив вперед руку. — Я же сказал, он нам нужен живым.

Гектор помедлил, переводя взгляд со своего капитана на римлянина и обратно и неуверенно переспросил:

— Живым?

— Ага… Нужно, чтобы он ответил на некоторые вопросы. Я хочу знать, на кого он работает.

Римлянин ощерился.

— Я ничего не скажу.

— Еще как скажешь, — промолвил, склонившись над ним, капитан. — Знаю, ты себя храбрецом считаешь. Только я видел целую уйму храбрецов, не тебе чета, но ни один из них не продержался долго, когда его обрабатывал вот этот малый, Гектор. Он очень хорошо умеет причинять боль, лучше, чем любой, кого я когда-либо знал. Своего рода гений, пыточный художник, можно сказать. И, как истинный художник, вкладывает в свое дело всю душу.