Гвидо Дикман - Лютер

— Возможно, но ты уже выдержал достаточно битв. Неужели ты не можешь поручить это кому-нибудь другому?!

Мартин улыбнулся ей. Глаза Катарины таинственно поблескивали в свете свечей. Словно околдованная собственной печалью, она на мгновение замерла. Ощутив на губах нежное дуновение поцелуя, она безвольно отступила в сторону. Не дав ей опомниться, Лютер проскользнул в дверь и тут же исчез за углом.

На неровных булыжниках двора, вплотную окруженного строениями, составляющими резиденцию епископа в Аугсбурге, в этот вечер раньше чем обычно были зажжены угольные светильники и факелы. Сильные ливни наконец прекратились, но по-прежнему было прохладно и сыро. Мужчины, женщины и дети собирались вокруг пылающих жаровен, чтобы согреться. Они рассказывали разные истории или затягивали церковные гимны на немецком языке, подыгрывая себе на флейтах.

Все эти звуки проникали в обрамленные вьющимися розами стрельчатые окна верхнего этажа дворца, где император Карл в обществе Алеандра поджидал прибытия семи курфюрстов и представителей свободных имперских городов. Сидя в своем покрытом мехами кресле, Карл с застывшим выражением лица прислушивался к пению на улице, Алеандр же беспокойно вышагивал по залу туда и обратно. Глаза его быстро перебегали с черных балок перекрытий на украшенные гобеленами стены и на роскошные бронзовые канделябры по обеим сторонам от входа. Всякий раз, когда в коридоре раздавались шаги, он вздрагивал, словно ждал, что дверь распахнется и в зал ворвется Мартин Лютер, вызывая его на поединок.

— Сядьте же наконец! — раздраженно сказал император. — Я уже теряю терпение!

Алеандр подвинул свой стул к столу из ореха, за которым вскоре должны были занять свои места писцы и чиновники имперской канцелярии. Его не обидел резкий тон, которым обратился к нему император, но в горле у него пересохло от волнения, и он с вожделением посмотрел на серебряный кубок, стоявший на столе перед Карлом.

— Мы изберем тактику проволочек, чтобы затянуть процесс, Ваше Величество, — сказал он через некоторое время. — Особый мастер вносить смуту — ландграф Гессенский. За ним нужен глаз да глаз!

— Это и есть те добрые советы, которые вы намеревались мне дать? — Карл пригубил бокал.

— Их все можно свести к одному, Ваше Величество. Князьям придется смириться с тем, что есть всего лишь одна Церковь. — Алеандр спрятал руки в складках своей фиолетовой мантии и угрюмо уставился перед собой. Всю свою жизнь он мечтал о том, чтобы подняться вверх по иерархической лестнице и стать епископом или кардиналом. Но теперь, когда он добился своей цели, ему все показалось бессмысленным. Кому нужны старые символы веры, которые теперь никто не уважает? Должности, которые поставлены под сомнение и втоптаны в грязь! Сам император нанес папству ощутимый удар, а при этом он почти с детской преданностью держится веры своих отцов.

Алеандр откашлялся, пытаясь взять себя в руки. «Если немцам действительно удастся основать новую Церковь, ничто уже не останется как прежде», — подумал он и низко опустил голову. Из открытого окна доносились тихие всхлипывания — плакал испуганный ребенок.

Три часа спустя толпы людей — секретари, советники, знать и влиятельные купцы — заполнили зал, где должно было происходить заседание рейхстага. Раздались звуки фанфар, и в дверях появились официально приглашенные лица, они с трудом пробирались к возвышению, устланному коврами. Старый церемониймейстер императора Карла трижды ударил посохом по деревянному полу.

Император, у ног которого лежал бульдог, принимал приветствия немецких правителей со стоическим спокойствием. И только старым князьям, которые верой и правдой служили еще его деду, он отвечал небрежным кивком. Алеандр занял свое место позади трона императора; как всегда, лицо его оставалось в тени, и только внимательный наблюдатель мог заметить хищный блеск в его черных глазах. Когда князья в своих роскошных одеждах один за другим отвесили поклон императору, он почувствовал, как кровь зашумела у него в висках. Морщинистые лица этих знатных людей, как определил его опытный взгляд, свидетельствовали о том, что они испытывают страх. Но в их лицах было что-то еще, чему Алеандр не мог дать названия. Он затаил дыхание, ожидая, когда император поднимет руку.

В следующее же мгновение шум в зале стих. В наступившей тишине можно было даже расслышать, как струится песок в песочных часах. Двое стражников, стоявших у входа, по безмолвному сигналу своего начальника заперли на засов створки тяжелых дубовых дверей. Теперь никто больше не мог ни войти в зал, ни выйти из него.