Гвидо Дикман - Лютер

В семейной жизни Мартина тоже были и радости, и горести. В тот же год, когда собирался рейхстаг, Катарина произвела на свет здорового мальчугана, которого они назвали Иоганном. Симпатичный малыш сразу завоевал сердце отца. Мартин был без ума от счастья, когда смотрел на мальчика, и даже его престарелые родители радовались и неустанно слали подарки своему первому внуку. Через год с небольшим родилась девочка, Элизабет, слабенькая и болезненная. Мартин и Катарина ночи просиживали возле ее колыбели, но в августе следующего года малютка умерла. Мартин был безутешен. Словно тень, бродил он по галереям бывшего монастыря, ставшего домом для его семьи, прислушиваясь к завыванию ветра, который хлопал дощатыми ставнями.

Катарина делала все, чтобы облегчить Мартину груз его забот, но он больше не прикасался к перу. Он очнулся от своего оцепенения только тогда, когда узнал, что брат императора созвал еще один рейхстаг в Шпейере и отрекся от своего решения, которое принял на предыдущем рейхстаге из соображений холодного расчета. Тем самым Вормсский эдикт вновь вступал в силу. Сторонники Мартина снова были объявлены еретиками и подверглись жесточайшему преследованию.

— Присутствовавшие там князья Церкви восприняли это как неслыханное оскорбление, — рассказывал Спалатин однажды вечером, ужиная вместе с Мартином и Катариной в бывшей монастырской трапезной. Он рассеянно смотрел, как служанка подкладывает ему на тарелку хлеба, сыра и копченого сала, но не проявлял к еде никакого интереса.

Катарина озабоченно поглядывала то на него, то на своего мужа, который неподвижно сидел в кресле, не спуская глаз со Спалатина.

— Они протестовали во весь голос. Шестеро князей и четырнадцать советников магистратов свободных имперских городов подписали официальную петицию. Они заявили императору, что ни при каких условиях не намерены соблюдать новые решения Шпейерского рейхстага. Да, там же они написали, что считают решение Фердинанда постыдным и направленным против Слова Божьего. Император Карл наверняка был взбешен, когда об этом узнал.

— Но не означает ли решение рейхстага нашего полного поражения? — спросила Катарина.

Она встала и принесла с каминной полки еще одну свечу, потому что тем временем почти совсем стемнело.

Спалатин отрицательно помотал головой. Он собрался было ответить, но Мартин опередил его.

— Наш друг наверняка сейчас скажет, что этот протест впервые объединил князей. До сих пор они постоянно ссорились между собой и были не в состоянии прийти к общему решению. А теперь создается впечатление, что в будущем они готовы сплоченно выступить против произвола императора.

— Но нам не следует недооценивать императора Карла, — сказал Спалатин, положив в рот кусочек сыра. — Карл V давно уже не тот тщедушный юнец, перед которым ты стоял в Вормсе. Он поставил Францию на колени в битве при Павии. Его ландскнехты захватили Рим и унизили Папу. Поверь мне, и для князей Церкви он также опасен! — Секретарь тяжело вздохнул, вытащил из своего камзола измятое письмо и протянул его Мартину.

— Император созвал новый рейхстаг. Он состоится в Аугсбурге.

— Но зачем он это делает? — спросила Катарина.

— Чтобы завершить то, что он начал в Вормсе… Чтобы разгромить нас. Чтобы разрушить все, чего попытался достичь Лютер.

Мартин быстро пробежал глазами строки послания, вскочил и поспешно направился к двери. Катарина побежала следом.

— Ты никуда не пойдешь! Это ловушка, Мартин! Однажды ты уже чудом вырвался из Аугсбурга. Второй раз тебе это не удастся. Они сожгут тебя точно так же, как бедного Ульриха!

— Мне надо срочно поговорить с Меланхтоном.

— Если ты умрешь, умрет все, за что ты борешься! — Катарина заплакала и, раскинув руки, встала в дверях. — Что ты хочешь им сказать? Ты надеешься пробудить их совесть?

Мартин пожал плечами. Он смотрел, как Спалатин, присев на корточки, в задумчивости бросает в камин одно полено за другим.

— Значит, ты даже не знаешь, что говорить! — пронзительно закричала Катарина. — Но я должна это знать, слышишь?!

Мартин попытался погладить ее по щеке и вытереть слезы, но она сердито оттолкнула его.

— Катарина, в Вормсе император хотел только, чтобы я отрекся от своих тезисов против индульгенций, — сказал он ровным голосом. — Теперь он хочет, чтобы пол-Европы склонилось перед ним. Для него опасность представляют только турки. Одним словом: в его руках все средства и все силы, чтобы стереть нас в порошок Речь больше не идет о том, чтобы разрешить священникам жениться, или о том, чтобы немножко ослабить культ святых. Мы должны бороться, чтобы выжить!