Гвидо Дикман - Лютер

Мартин открыл было рот, но не смог произнести ни звука. Такого он даже помыслить себе не мог! Неужели весь мир сошел с ума? Он отпустил поводья и оттолкнул в сторону корзинщика, который своим товаром загораживал ему поле зрения. «Боже мой, — думал он, охваченный ужасом, — что эти безумцы собираются сделать с Ульрихом?»

Телега остановилась у позорного столба. С нее соскочил какой-то человек и разрезал веревки, которыми были связаны монахи, а несколько его приспешников накинулись на них, и в следующее мгновение все шестеро уже лежали на земле. Предводитель этой шайки был одет в длинную мантию, полы которой волочились по земле. Его лицо было скрыто капюшоном, словно у палача. Он взял в руки горящий факел и с явной угрозой медленно поднес его к лицу брата Ульриха.

— Вас однажды уже выгнали из церкви, Ульрих! — крикнул он распростертому на земле человеку хриплым голосом. — Тогда мы запретили вам возвращаться и служить мессу, но вы не послушались!

Ульрих приподнял голову. Лицо его было серым от пыли, кровь из разбитого носа капала на рваный наплечник. Встретившись взглядом с главарем, он с отвращением поморщился и плюнул в песок.

— Снимайте ваши римские одежды, Ульрих, или мы сожжем их прямо на вашем теле!

Израненный монах в изнеможении уронил голову на землю. Он поднес правую руку к вороту рясы, словно собирался выполнить требование своего мучителя, но внезапно и совершенно неожиданно вновь встрепенулся. С громким криком вскочил он на ноги, ударил ошарашенного главаря кулаком в живот и одним движением руки сорвал с его головы капюшон. Он выбил из его руки факел, который, описав в воздухе большую дугу, упал в лужу, яростно зашипел и погас.

— Карлштадт! — воскликнул брат Ульрих исполненным презрения голосом. Два здоровых мужика тем временем скрутили ему руки за спиной и поставили на колени. — Я догадывался об этом! Почему же вы прячете свое лицо, сосед Андреас? Вы что, думали, Бог вас под капюшоном не узнает? Господь сам закрыл лицо свое, пребывая в ужасе от ваших злодеяний!

— Молчи, папский лизоблюд!

Карлштадт выпрямился во весь свой рост; он грозно поднял руки, словно собираясь благословить толпу. Но его облик без капюшона испуг ал людей на площади гораздо больше, чем его прежний загадочный вид. Карлштадт очень изменился внешне с тех пор, как связался с суконщиками и бродил с этими «пророками» по городам и деревням. Вид у него был почти безумный. Костлявый череп был наголо обрит, щеки запали, в лице не было ни кровинки.

— Дайте мне факел! — потребовал Карлштадт. Его гнев сменился пугающей решимостью.

Кто-то из его приспешников вложил ему в руку обмотанную тряпьем палку, конец которой он окунул в масло и поджег. Языки пламени медленно приближались к краю испачканной грязью рясы Ульриха. Монах закрылся рукой. На лице у него был написан ужас.

— Нет!.. Вы не имеете права!

От крика Мартина все вздрогнули. Он пробился сквозь ряды зевак и подбежал вплотную к Карлштадту. В последний момент ему удалось выхватить из рук обезумевшего магистра факел и отшвырнуть его далеко в сторону.

В толпе поднялся испуганный ропот. Карлштадт с ненавистью уставился на своего противника и тут же с жутким воплем отпрянул назад. В следующее мгновение Мартина обхватили сзади чьи-то сильные руки и резко подняли в воздух. Нападение было столь неожиданным, что он даже не успел ничего предпринять, чтобы защититься. Лицо Мартина налилось кровью, перед глазами поплыли радужные круги. Наконец ему удалось вонзить оба локтя в живот подручному Карлштадта. Тот взвыл и ослабил хватку. Ни секунды не раздумывая, Мартин развернулся и так пнул своего обидчика, что тот опрокинулся на землю.

— Вы, жалкие трусы! — закричал Мартин и встал в боевую стойку, подражая рыцарям Ханса фон Берлепша. — И вы еще называете себя христианами?

Краем глаза он видел, что сбоку к нему крадутся еще двое. В руке одного из них блеснул охотничий нож. Рыча как медведь, он бросился на Мартина, но тот ловко уклонился и ударил нападавшего в живот с такой силой, что парень зашатался. «Что ж, время, проведенное в замке Вартбург, не прошло даром», — пронеслось у Мартина в голове. Но в этой его радости была примесь горечи.

— Боже милосердный, — вдруг услышал он голос одного из монахов, — да это же брат Мартинус… доктор Лютер!

Карлштадт вздрогнул, будто ему в голову угодил камень. Звук этого имени словно пронзил его насквозь. Он недоверчиво уставился на незнакомого рыцаря, который, хотя и не очень ловко, но вполне надежно смог себя защитить.