Понсон дю Террайль - Красотка-еврейка

— Ноэ, беарнский дворянин! Буду очень благодарен вам, если вы передадите мой привет своему батюшке, хотя…— тут Амори де Ноэ бросил на девушку убийственный взгляд, — хотя я с удовольствием зашел бы сам, если бы знал, когда буду иметь возможность застать его!

— Отец бывает дома каждый вечер. Приходите, как только будет дан сигнал к тушению огня, и вы непременно застанете его.

Ноэ откланялся, взял под руку своего царственного друга, кинул последний взгляд на прекрасную флорентийку и вышел из лавки,говоря Генриху:

— Пойдемте в Лувр. Господин Пибрак, наверное, будет удивлен нашим посещением!

Когда молодые люди ушли, Паола повернулась, чтобы скрыться в комнаты. Но приказчик удержал ее, сказав:

— Синьорина, вы опять нарушили приказ батюшки!

— Тебе-то какое дело, Годольфин! — надменно ответила она.

— Мне дано приказание следить за вами…

— А, так ты разыгрываешь подле меня низкую роль шпиона? — крикнула Паола. — Ты доносишь ему о каждом моем слове и поступке?

При виде разгневанного лица Паолы Годольфин, побледневший еще больше, упал пред ней на колени и с рыданием крикнул, простирая к ней руки:

— О, прости меня, Паола! Прости меня!

— Ты грязный урод, безродный проходимец, подлый лакеишка…— продолжала неистовствовать Паола.

При последнем ее слове Годольфин встал с колен и твердо перебил ее, сказав:

— Я не лакей, Паола, я служащий!

— Ты лакей, потому что мой отец подобрал тебя черт знает где и взял к себе в услужение. Но это неважно!.. Помни одно: если ты не откажешься от мысли шпионить за мной, я подыщу себе какого-нибудь дворянина, который переломает тебе кости так, что впору будет сделать из тебя паштет для собак короля Карла! — И, окинув Годольфина надменным взглядом, Паола вышла из комнаты. Юноша упал головой на прилавок и с бешенством прошептал:

— О, я ненавижу и люблю ее!.. Я хотел бы убить ее и… отдал бы жизнь за один ее поцелуй!

Тем временем Генрих Наваррский и Ноэ сошли с моста и направились по правому берегу Сены.

— Так что же? — спросил Генрих. — Пойдем мы в Лувр?

— Мне кажется, что это будет очень разумно, — ответил Ноэ, — тем более что…

— Но ты забываешь, что у меня имеется письмо от Коризан-дры к госпоже Лорьо! — нетерпеливо перебил его принц.

— Те-те-те! — насмешливо протянул Ноэ. — А я-то думал, что Коризандра предательница и что ваше величество изволит питать к ней настолько неприязненные чувства…

— Я не люблю больше Коризандры, — ответил Генрих, — я отомщу ей за ее предательство по твоему же совету, дружище!

— То есть совратив с пути истинного ее приятельницу ювелиршу? Ну а вернувшись обратно домой, вы смиренно отправитесь к графине и будете клясться ей…

— Постой, милый мой! — перебил его принц. — Да ты, кажется, собираешься читать мне мораль? Ну так и я могу просить тебя — о каких это важных делах ты шептался с дочерью чудовища Ренье?

— О том, что она очень красива. Да, Анри, она очень красива, и я с удовольствием стану другом ее сердца!

— Да ведь это очень опасно, Ноэ!

— Но вы же сами говорили, что любовь без опасностей пресна! Благоразумие покинуло тебя, Ноэ, — укоризненно ответил Генрих. — Еще недавно ты упрекал меня в неблагоразумии, а теперь сам сам…

— Да ведь я-то — совсем другое дело! Я ведь — не принц, приехавший в Париж, чтобы…

— Тише ты! — остановил его Генрих. — Ну-с, куда мы пойдем?

— В Лувр, если вам угодно!

— Ну, так мне угодно отправиться сначала на Медвежью улицу, где живет госпожа Лорьо! — решительно заявил принц.

Через некоторое время они пришли на Медвежью улицу. Счастье благоприятствовало им: первый человек, к которому они обратились с вопросом, где здесь лавка Лорьо, оказался приказчиком ювелира, Вильгельмом Верконсином, и предупредительно вызвался проводить их, особенно когда узнал, что у незнакомцев имеется письмо от графини де Граммон, подруги детства его хозяйки.

Дом, в котором жили Лорьо, был одноэтажным особнячком. Стены отличались солидной толщиной, окна были заграждены толстыми железными решетками, окованная железом дубовая дверь постоянно оставалась запертой, и, прежде чем впустить гостя, его оглядывали через маленькое оконце. На стук Верконсина в оконце появилось лицо старого еврея.

— Это я, дедушка Нов, — сказал Вильгельм Верконсин, — со мной двое господ, которые желают видеть барыню.

— Барина нет дома! — буркнул еврей, подозрительно осматривая наших героев.