Саймон Скэрроу: Орел нападает

Рабы, прикованные к скамьям, отчаянно вопили от ужаса: вода заплескивала им колени. В отличие от других жертв неминуемо приближавшегося крушения, которые еще могли рассчитывать вцепиться в какие-нибудь обломки и, если студеное море не доконает их раньше, рано или поздно добраться до берега, этим несчастным предстояло пойти на дно вместе со своей плавучей тюрьмой.

Ливень перешел в дождь со снегом, а потом в сплошной снег. Густые белые хлопья зароились вокруг, налипая слоями на капитанскую шерстяную тунику. Руки старого моряка стали терять чувствительность, и он понял, что должен вернуться на палубу раньше, чем холод ослабит их цепкость. Но, ухватившись за снасти и вознамерившись приступить к осторожному спуску, он вдруг заметил впереди, всего в полумиле от носа триремы, темные неясные очертания мыса. Волны, рассыпаясь белыми брызгами, бились о подножие грозно вздымающегося из пучины утеса.

Забыв о холоде и стремительно соскользнув вниз, капитан поспешил к рулевому.

— Впереди скалы! Сворачивай!

Он тут же сам навалился на румпель, силясь помочь матросу вывернуть лопасть руля, и, хотя это дело казалось почти безнадежным, трирема все же отреагировала на людские усилия: бушприт ее стал медленно отворачивать от опасного мыса. В отсветах молний хищно поблескивали зубы скал, вздымавшихся над дробящимися о них волнами, чей грохот даже перекрывал завывания ветра. На какой-то момент бушприт замер, и сердце капитана упало, однако в последний миг случайный порыв ветра помог кораблю, и тот развернулся, когда до гибельных скал оставалось менее сотни локтей.

— Так держать! — крикнул капитан рулевому.

Опасно хлопнув провисшим, но тут же напрягшимся парусом, трирема проскочила мимо мыса, и взгляду мореходов открылось пологое каменистое побережье с редкими, низкорослыми деревцами, на которое набегали и откатывались назад увенчанные пышными шапками белой пены валы.

— Туда! — приказал капитан. — Правь туда, к суше!

— В этакий-то прибой? — выкрикнул рулевой. — Это безумие!

— Это наш единственный шанс! Ну, навалились!

После того как трирема взяла курс на берег, капитан в первый раз за эту сумасшедшую ночь позволил себе поверить, что, может быть, они еще выберутся из шторма живыми. Он даже рассмеялся, надрывно радуясь тому, что сумел дать отпор самому Нептуну, решившему, видимо, проучить наглецов, дерзнувших не вовремя вторгнуться в его владения. Но когда спасение казалось уже близким, могучий, огромный, словно гора, вал вскинул трирему на пенистый гребень, а потом резко обрушил вниз, как оказалось, на острые подводные скалы. От удара все, кто был на палубе, покатились по ней. Когда капитан вскочил на ноги, неподвижность судна сказала ему, что трирема больше никуда не продвинется. Следующая волна развернула севшее на камни судно кормой к берегу. В трюме истошно орали рабы. Было очевидно, что очень скоро прибой разнесет беспомощный корабль в щепки, а находящихся на нем людей вместе с обломками размолотит о рифы.

— Что стряслось?

Капитан обернулся и увидел в проеме кормового люка Максентия. Близость суши и блеск черных, преграждающих к ней дорогу камней сказали префекту достаточно много, чтобы он, не дожидаясь ответа, опять спустился в трюм и велел пассажирке вывести наверх детей.

— Мне нужно спасти их! — прокричал он капитану. — Они должны уцелеть!

Пока мать и дети, оглушенные бурей, испуганно жались к кормовым леерам, префект с капитаном торопливо пытались скрепить вместе несколько пустых кожаных бурдюков. Остальная команда занималась такой же работой, спешно увязывая в подобие плотиков весь деревянный палубный инвентарь. Еще один вал — и крики в трюме утихли. Кто-то из экипажа указал на ближайший открытый люк — там плескалась вода. Трюм уже затопило, и теперь лишь скала не давала триреме уйти на дно. Но уже следующая большая волна непременно должна была с ней покончить.

— Сюда! — крикнул своей пассажирке Максентий. — Быстро сюда!

Когда хлынувшая из люков вода побежала по палубе, префект с капитаном принялись привязывать женщину и детей к бурдюкам. Перепуганный мальчик кричал, бился, дергался, не давая Максентию закрепить мокрый узел, пока не получил от матери звонкий шлепок.

— А ну прекрати!

Префект благодарно кивнул ей и опоясал ребенка веревкой, потом, дав слабинку, накрепко притянул его к кожаному пузырю.

— Что теперь? — спросила женщина.

— Подождем у кормы. Когда я скомандую, прыгай. Потом плыви к берегу.