Саймон Скэрроу - Орел нападает

При этих словах голос девушки зазвенел, глаза ее грозно сверкнули. Многие из гуляк обернулись на шум, разговоры мгновенно стихли. Потом все вернулись к прежним занятиям, и шум в таверне возобновился с новой силой. Разгоряченная Боадика самоуправно налила себе кружку вина, с жадностью опростала ее и лишь после этого, уже более спокойно, подвела сказанному итог:

— Это относится и к другим племенам. Уж я-то знаю, можешь мне верить.

Макрон внимательно посмотрел на икенку, медленно кивнул и снова бережно взял ее руку в свою:

— Прости, я никак не хотел задеть твой народ. Да и, правду сказать, говорить я не мастер.

Губы девушки тронула снисходительная улыбка.

— Ну, зато, думаю, ты силен в чем-то другом.

Макрон обернулся к Катону:

— Как полагаешь, мог бы ты на какое-то время увести свою лапушку к стойке? Нам с моей милой надо бы кое-что обсудить. Потолковать с глазу на глаз, понимаешь.

— Да, командир.

С полным сочувствием к своему непосредственному начальнику Катон поднялся с лавки и протянул руку Нессе. Молодая красотка глянула на кузину, и та слегка кивнула в ответ.

— Вот и славно.

Несса ухмыльнулась:

— Будь осторожна, Боадика, ты ведь знаешь, каковы эти солдаты.

— Ха! Я могу за себя постоять.

Катон ничуть в этом не сомневался. За время зимовки он неплохо узнал Боадику и втайне где-то даже жалел своего центуриона. Отвесив поклон, юноша повел Нессу сквозь толпу к стойке. Едва возвышавшийся над стойкой пожилой жилистый виночерпий, судя по выговору галл, видимо, не считал нужным в стране вольных бриттов придерживаться заведенных на континенте порядков и соблюдать римский стиль, о чем неопровержимо свидетельствовали его длинные волосы, заплетенные в падавшие на плечи косички, и узорчатая туника. Когда Катон постучал по стойке монетой, галл, ополаскивавший посуду в лохани с не слишком-то чистой водой, вытер руки о фартук, шаркающей походкой подошел к парочке и вопросительно поднял брови.

— Две кружки горячего, — распорядился Катон и, спохватившись, глянул на Нессу. — Не возражаешь?

Несса кивнула, и виночерпий с парой глиняных кружек потащился к помятому бронзовому котлу, покоившемуся на почерневшей треноге над слегка тлеющими угольками. От котла струйками исходил пар, и по всему помещению разносился тот терпкий особенный аромат пряностей, который даже перебивал кислый дух, веками въедавшийся в стены подобных заведений.

Тощий и жердеобразный молодой римлянин с высоты своего роста уныло взирал на свою спутницу, с преувеличенным интересом теперь наблюдавшую за тем, как галл опускает в котел черпак и помешивает его содержимое. Катон нахмурился. Он понимал, что девушек на свиданиях следует развлекать, но не был силен в такого рода вещах. Всегда боялся ляпнуть что-нибудь невпопад или сморозить откровенную глупость. Кроме того, молоденькая икенка не пробуждала в нем никаких чувств. Не то чтобы Несса была непривлекательной внешне или в ее поведении угадывался скверный нрав — о, вовсе нет! Ничего этого не было и в помине, просто Катон все еще продолжал тосковать о Лавинии.

Пылкая страсть к чувственной темноволосой рабыне одно время жгла его как огнем, даже после предательского возвращения своевольной красавицы в объятия некогда совратившего ее негодяя. Прежде чем волны праведного презрения успели загасить в душе юноши этот мучительный жар, вероломный трибун Вителлий обманом вовлек Лавинию в заговор против римского императора, а потом хладнокровно зарезал сообщницу, отводя подозрения от себя. До сих пор вид несчастной Лавинии, валявшейся в луже крови, вытекшей из рассеченного горла девушки и запачкавшей ее темные пряди, то и дело вставал перед мысленным взором Катона. В такие мгновения он безмерно страдал.

Вся сила его нерастраченной юношеской любви теперь питала в нем жгучую ненависть к высокопоставленному интригану, столь сильную, что никакое, пусть даже самое жестокое воздаяние за свершенное тем злодеяние, не показалось бы ему слишком чрезмерным. Однако Вителлий не только избежал наказания, но и благополучно вернулся вместе с императором в Рим. Осознав, что задуманное им покушение вот-вот сорвется, он сумел извернуться и выставить себя не преступником, а героем. Увидев, что телохранители Клавдия плотно смыкаются вокруг своего господина, Вителлий подскочил к подосланному им самим же убийце и заколол его. Теперь император считал трибуна своим спасителем и выражал монаршую благодарность целыми ливнями почестей и наград.