Евгений Шалашов - Десятый самозванец

В другое время дьяк с интересом послушал бы Гринькино вранье, но сегодня было не до этого, да и брюхо начинало подводить…

Чистой хмуро посмотрел на подьячего, раздумывая: то ли на двор отправить — с приказными мужиками дрова рубить, то ли — сразу в конюшню, навоз убирать…

— Э, не извольте беспокоиться, — переменился в лице Котошихин. — Щас, в харчевню сгоняю…

— Я ведь тебя в приказ-то почему взял? — задушевно было начал дьяк, глядя в глаза непутевому приказному. — Взял, потому что батька твой на коленках ползал, просил к делу дурня приставить. А дурень-то, что даже перо не может очинить, совсем уже и страх и совесть потерял. Видел же, что дьяк приехал, а время обеденное? И что, сообразить не мог? Лень-то матушка вперед тебя родилась? Может, к батьке тебя отправить, обратно?

Приказной мелко затрясся. Знал, паразит, что ежели разозлившийся дьяк отправит его к батьке, старому дворянину Котошихину, имевшему и без того троих сыновей, перебивавшихся с хлеба на квас, в захудалых имениях, будет худо… На него земли у отца не хватит. Тогда останется только подаваться в стрельцы либо, плюнув на гордость и честь дворянскую, идти к кому-нибудь в холопы. Ну, можно еще в монастырь или на дорогу, с кистенем… А в приказных Гринька худо-бедно имел ежегодно три рубля — на хлеб-квас да, на одежу хватало. Ну, перепадало еще и праздничных да наградных (хотя этих нечасто). Мог бы, конечно же, давным-давно получать и больше, только — был парень глуп как баран. Чистой из уважения к отцу не гнал дурня, определив его в личные посыльные. Ну, грамотку там из приказа в приказ доставить да обед из харчевни для боярина притащить — на это ума у парня хватало. Ну а еще врать он умел как сивый мерин.

— Назарий Петрович! — возопил Гринька, бухаясь на колени. — Прости меня, дурака! Прикажи лучше в батоги [6] Батоги — палки или толстые прутья толщиной в палец с обрезанными концами, употреблявшиеся в XV–XVIII веках в России для телесных наказаний. меня бить без жалости, но к батьке не отправляй!

Ладно, — вздохнул дьяк, — к батьке погожу отправлять. Но, — нахмурил он бровь, — из молодших подьячих переведу я тебя обратно — в неверстанные писцы… [7] Неверстанными назывались писцы, которым, в отличие от верстанных подьячих, жалованье было не положено. Неверстанные, собственно говоря, занимались составлением и перепиской бумаг, жили на «перьевые» деньги. Подьячие в нашем понимании — это уже чиновники различных уровней. Если перевести на современный язык приказных должностей, то начальника приказа, которым был, как правило, боярин (это, кстати, тоже должность!), можно назвать министром, приказного дьяка — заместителем министра. В некоторых приказах, таких как Посольский, Тайный, начальствующим человеком был сам царь.

— Назарий Петрович, да я щас, мигом! — радостно возопил Гринька, срываясь с места.

— Стой! — рыкнул Чистой, а когда тот встал как вкопанный, строго заметил: — Судочки-то [8] Судки — приспособление для переноски кушаний в виде нескольких кастрюлек, поставленных одна на другую и скрепляющихся ручкой. небось грязью да паутиной поросли? Так ты, лодырь, их так в харчевню-то и понесешь… А там — кто же их мыть будет? Так ведь и плюхнут прямо в грязное! Нет уж, всю посуду намоешь да золой надраишь, а опосля мне покажешь. Понял?

— У-гу-у, — радостно завыл лодырь, срываясь с места.

— От дурень, — беззлобно сказал дьяк вслед Котошихину.

А когда Гринька гордо предъявил начищенные до блеска медные судки, Назарий Петрович остался доволен и вроде бы его простил.

— На-ко, — протянул дьяк копеечку. — Возьмешь сегодня щи да каши на троих, а потом скажешь Ерофею Ивановичу да Унковскому Ваське, чтобы на обед ко мне шли.

…Приглашенные к столу понимали, что дьяк их зовет не на особливый пир, а потому, что есть срочное дело. Дьяк Посольского приказа Ерофей Иванов, коего все, кроме начальника, звали Алмазом, послал домой татарчонка предупредить жену, чтобы обедать не ждала и послала бы чего-нибудь к столу. Ну а та и расстаралась рыбными пирогами да кашей с черносливом (день-то постный). Унковский, старший подьячий, был вдовцом и потому приволок к столу копченого леща и квас.

Помолившись, все трое принялись за постные щи, принесенные Гринькой.

— Поварню бы завести? Что мы все — по харчевням да по трактирам, прямо как стрельцы холостые, — задумчиво сказал думный дьяк, отодвигая пустую миску.

— Неплохо бы, — согласился Унковский, а Ерофей-Алмаз, которому было все равно, промолчал.