Евгений Шалашов - Лихое время. «Жизнь за Царя»

На опушке леса стояли кони и пешие. Человек сто, не меньше! Не сразу и поймешь, что за народ. Лет десять назад было просто – одет в долгопятую шубу поверх кафтана, борода лопатой – русский. Морда бритая, наряжен в камзол (сиречь, кургузый кафтанчик), из-под коротких штанишек торчат чулки, втиснутые в башмаки с пряжками, а на плечах епанча, что ни от холода, ни от ветра не укроет – француз, голландец или какой другой немец. А тут русский кафтан соседствовал с узкими немецкими штанами, холщовые посконные портки – с голландским засаленным камзолом, турецкие шелковые шаровары (не иначе, бабьи!) – с кожаной матросской курткой. У кого из-за спины торчит стрелецкий бердыш, у кого – заткнут за пояс плотницкий топор с широким лезвием, а то и боевой клевец с узким и хищным жалом. У пятерых приторочены к седлам пищали, похожие на длинноствольные пистолеты, у остальных – саадаки с луками и стрелами. Бывалый человек, заприметив ватагу, постарался бы обойти-объехать ее любыми криулями, а коли объехать не удалось – бросать все и удирать, уповая на копыта коня или резвые ноги.

Из верховых выделялся молодец лет тридцати. По обличью – природный лях, с вислыми усами, в желтом кунтуше, украшенном красными витыми шнурами, желтые сапожки со шпорами заправлены в широкие красные штаны, суконная шапка, отороченная мехом. И судя по горделивой повадке – командир. Вот только «бенда», означавшая небольшой отряд, на Руси теперь приобрела нехороший смысл, став «бандой»… Равно как и то, что во главе бенды будет уже не воинский начальник – воевода, а атаман… Все ждали, посматривая на заросли густого ольшаника, откуда раздавались детские крики, всхлипывания и звуки ударов. Наконец из кустов выскочил плюгавенький человечек в коричневом кафтане приказного. Вытирая о грязные штаны испачканные кровью руки, суетливо сообщил:

– Мальчонка грил – за все годы село никто не тревожил. Прошлой зимой волки заходили – и все! Из сторожи только дед с колотушкой.

– Непуганые! – заржал одноглазый всадник в широченных шароварах, коротком тулупчике и огромной меховой шапке, видать, из черкасов – запорожских казаков.

– Зачэкачь, пане Янош, – остановил атаман казака, мешая русские и польские слова, и снова обратился к плюгавому: – Шо ешэ видэл?

– Да вроде бы ничего. А че еще-то надо? – воззрился плюгавый.

– Скильки чоловиков в веске, побачил? – гаркнул одноглазый, досадуя на тупость приказного.

– Забыл, – вздохнул плюгавый, вжав голову в плечи, и наказание не замедлилось – с одной стороны ударил нагайкой казак, с другой – вытянул плетью пан атаман.

– Холера ясна! – выругался казак.

– Пся крев! – процедил лях сквозь зубы. Вот уж точно, поручи дело дураку…

Бенда пана Казимира стоит тут с полудня, в ожидании, не появится кто, кого можно порасспросить. Наконец ближе к вечеру изловили двух пастухов – старика и подпаска. Коров пришлось отпустить, чтобы селяне не всполошились раньше времени. А пастухов вряд ли хватятся до утра. Старый пердун попытался натравить собаку, размахивал посохом – пришлось прирезать, а пса прибить. Оставался мальчишка, которого плюгавый с дружками вызвались «расспросить».

– От, бисовы диты, – протянул казак. – Иды до парубка, поспрошай ишшо, пока насмирть не вбилы.

Плюгавый дернулся, но из зарослей раздался и резко прервался мальчишеский крик. Предсмертный вопль – его ни с чем не перепутаешь. Стало быть, спрашивать уже некого.

Поправляя одежду и подтягивая на ходу штаны, из кустов вышли литвины – бритые хари лучились удовольствием…

– Тьфу ты, баб им мало, – плюнул кто-то в сердцах, но пан и запорожец лишь равнодушно посмотрели на содомитов. Ну, побаловались с мальчишкой, прирезали, так тоже правильно – кому он нужен?

– Пан атаман, мальчонка еще сказывал, что в поле все, – вспомнил плюгавый, почесав поротую спину. – Урожай нонче такой, что зерно не успевают вывозить. Домой к полуночи приходят.

– Пане атамане, коли чоловики в поле, можа, прям щас и нахряним? Р-ряз и… – предложил запорожец, поправив грязную тряпку, скрывавшую пустую глазницу.

– А брички? На чем до́бычу повэзем? – хмыкнул пан и приказал воинству: – Всем спать. Огня нэ разводить! В ранэк пойдем.

Пораскинув мозгами, казак кивнул – в хатах злата и серебра мало (если вообще есть!), а на седле много не увезешь. Расседлав жеребца, увел его подальше от остальных лошадей. Обычно казак только хохотал, глядя, как его конь кусает какого-нибудь мерина за загривок или «кроет» чужую кобылу. Но сейчас свару затевать не стоит. Остальной народ помалкивал, зная, что на вопросы пан Казимир отвечает лишь кулаком в ухо или плеткой по морде! Спорить с атаманом, окромя Яноша, мог только херр Брюкман. Но немец вчера где-то отыскал четверть вудки, единолично вылакал всю посудину и теперь страдал похмельем.